 Её дочери было два года, когда однажды утром Ольга поставила последнюю точку на своём несчастливом браке.
Она поцеловала спящую дочку и тихо уехала из дома.Этот шаг не давал ей покоя долгие 15 лет.
Сегодня она пробует всё,чтобы загладить свою вину
«-Этим утром я прижала спящую Лизу к себе несколько крепче ,чем обычно. Утопила своё лицо в её кудрявые локоны я не могла
надышаться этим родным мне запахом,а потом... Потом я засунула свои материнские чувства куда-то в глубь души,далеко-далеко
в глубь и ушла.Ушла не оборачиваясь.»
Пятнадцать долгих лет отделяют Ольгу от того страшного дня,которым она бросила своего ребёнка.Ещё сегодня у 38-летней женщины дрожжит
голос,когда она об этом рассказывает.Боль как червь глубоко изьела её душу,боль уже стала частью её жизни,ровно как и стыд.
Ибо, что она сделала в глазах других людей просто непонимаемо и абсолютно неприемлемо. В противоположность мужчинам,бросившим на произвол
судьбы своих детей,что происходит в 9 случаях из 10, женщина в таком же случае считается эгоистичной,безответственной и бесчеловечной сукой.
Да именно так таких мам в народе и называют.Поэтому Ольга не хотела,чтобы я писал её настоящее имя. Ей страшно к своим чувствам разбитого
несостоявшегося материнства обрести ещё и человеческую ненависть и полные укора глаза знакомых и земляков.
Мы сидим в летнем кафе недалеко от Висбаденского вокзала и пьём кофе. Оля проездом здесь и имея несколько свободных часов до отправки
поезда,позвонила мне и попросила показать город. Город воспетый многими немецкими поэтами и писателями, русскими Чеховым и Достоевским.
Глупо не воспользоваться случаем,если есть к кому обратиться по старой памяти.Мы не виделись с ней с самого отьезда в Германию,
с 1995 года.Тогда она была молодой 20-летней девушкой, у которой всё ещё было впереди - и языковые курсы и работа и встреча с мужем.
Воды в Сузунке и Рейне утекло за это время немало. Но вода это одно, мы стали взрослее,опытнее в человеческих отношениях
и вроде как должно быть мудрее. Она долго рассказывала о своей «послесузунской» жизни.
-Первые годы я жила в очень жёстком графике. После шпрахов* шла на платные курсы в народном институте, учила французский и испанский.
Я с детсва мечтала о том,что буду работать где-нибудь за рубежом,гидом,экскурсоводом или что-нибудь в этом роде.И делала всё,чтобы
воплотить свою мечту в жизнь.Даже специально начала знакомиться с иностанными парнями и девчонками,чтобы закреплять свои языковые знания.
Тогда мне казалось,что этот путь к мечте длится уже целую вечность,но... через несколько месяцев после моего 18-летия, я узнала,
что беременна.С Антоном мы не так давно познакомились, я его не знала хорошо,но об аборте даже и не думала.
Я была такая наивная и считала,что как-нибудь всё само-собой выровняется,-говорит она. -Мои родители были конечно расстроены. Они после переезда в Германию сами ещё недостаточно хорошо стояли на ногах в финансовом плане
и сказали,чтобы на них я не расчитывала ни в коем случае.Это был твёрдый и ясный ответ,который завершил наши и без того сложные отношения.
Я переехала к Антону и стала жить в их крестьянской семье в маленькой деревушке у подножия Альп. Стала жить в их семье,хоть и не все меня принимали как хотелось. Свекровь вообще твердила,что я оторва и принесла ребёнка в подоле её
бедному несчастному сыну.Она конечно заботилась о моей Лизе в то время, когда я работала на полях их хозяйства или крутила хвосты коровам
в сараях.Она играла с внучкой,но всегда делала так,чтобы я чувствовала свою вину перед ней и внимала её мудрым рассуждениям.
У меня были трудности с молоком,его почти не было и Эльза готовила Лизе бутылочки.
Часто,когда Лиза тянула ко мне свои ручки, Эльза отодвигала
меня в сторону своими крепкими бёдрами и первая брала её на руки.
Я любила мою Лизочку с самой первой её секунды,но настоящего шанса
почувствовать себя матерью у меня не было... Ольга гнала от себя мысли о другой жизни, о том, чтобы уйти от мужа,который
её не любит.
Но оставить Лизу расти здесь без мамы...
-У меня не было ни денег,ни какого-либо образования,чтобы я могла куда-то пойти
работать и кормить ребёнка. Просить о помощи моих родителей было бы самым
последним,чтобы я могла сделать. После нашей последней встречи я не хотела об
этом даже и думать.
Так длилось два года...
Пока я не встретила Алваро,который подрабатывал в супермаркете,где я иногда
закупалась. Испанский парень-музыкант,полный сочувствия и понимания.
Абсолютная противоположность Антону, который с каждым днём становился всё более
нервным,молчаливым со мной,его слова и поступки стали один в один как у его мамы.
Он не любил меня, я не любила его тоже.
И когда Алваро спросил меня,не поеду ли я с ним в Севилью, я долго не раздумывала.
Сейчас или никогда! Подальше от этого гнилого,убивающего душу болота! А Лиза?
Вырвать ребёнка из его окружения,увести от отца и бабаушки в другую страну.
Это ли правильно? Ещё неизвестно, на что я там буду жить и будет ли достаточно
денег на пропитание.- думала я и тут же себя успокаивала,-Ну и это же не прощание
навсегда. Как только я встану на ноги и моё будущее будет более-менее ясным,я
за ней сразу же приеду.
Сразу же!
Ольга написала всё это в письме к Антону,положила его на стол и захлопнула входные
двери. 
Когда же она позвонила Антону из Испаниии,то он, не отвечая на её вопросы, сразу же уведомил о том,что его мать оформляет
опекунство и Ольге больше не разрешается видеть свою дочь по каким-то параграфам немецкого законодательства. Я была в полном отчаянии,целыми днями я лежала на кровати и глаза мои не просыхали от слёз.Сейчас легко говорить,оглядываясь назад,
можно было проявить женскую смекалку и узнать есть ли такой параграф вообще и законно ли это всё. Но я этого не сделала.
У меня было страшное,непроходящее ни на минуту,давящее чувство стыда,ведь я сама приняла такое решение - уйти.
Стыда и безысходности. В начале я думала, что тоска по Лизе пройдёт,но она становилась только сильнее.Я плакала,Алваро нервничал,
я не могла ничего с собой поделать и он через несколько месяцев оставил меня в «покое».
Тогда я не вернулась назад в тихую баварскую провинцию - у меня не было сил бороться за Лизу.
Я переехала в Париж и стала работать в отеле. Пробовала в спокойствии и отрешённости поставить свою никудышнюю жизнь
на хоть какие-нибудь правильные рельсы.Что у меня есть ребёнок я больше никому не рассказывала.Сотни раз я звонила Антону,
писала ему письма,но он меня всегда блокировал:
- Лиза очень счастлива! За то,что ты сделала она не желает тебя больше видеть.
Твои желания с ней поговорить есть ни что иное,как чистой воды эгоизм. Что сделано, то сделано! Мои душевные раны не заживали и я долго соглашалась со мнением и желанием отца моей девочки. Соглашалась до тех пор,пока
хозяин нашего парижского отеля не открыл ещё один в Мюнхене и не назначил меня туда помощником администратора.Уже целый год
я живу в нескольких десятках километров от моей дочери. Сейчас,когда я так близко от Лизы,законодательными параграфами
Антон от меня не отделается.
Лизе недавно исполнилось 17 лет и я сама хочу всё узнать,но как я к ней подойду и спрошу об этом?
Лизе исполнилось 17,она вполне взрослая и сама вправе принимать решения с кем ей встречаться, а с кем нет.
Хочет ли она видеть свою мать или нет.Я попросила о помощи одного знакомого психотерапевта,который выступил медиатором,
неким посредником в разрешении проблем между мной и Лизой,уговорить мою дочь о встрече со мной. И ему это удалось!
Это очень хорошо,что между нами была его нейтральная персона и это нам с Лизой помогло.
Ситуация была очень напряжённой! С одной стороны многолетняя хроническая злость и разочарование со стороны Лизы за то,что я её
бросила.( она ведь совершенно не знала, как оно всё было.) И мои ожидания чуда и желание исправить мою непростительную ошибку с другой. Медиатор после встречи с Лизой говорил мне, что в ней накопилось столько злости и гнева на меня,что убедить её было трудно.
Она знала меня только по нескольким фотографиям из альбома отца. Я была для неё той,кто её бросил! И если бросил один раз,
значит может бросить снова. Правильно,а где гарантии?
Ему было больно слушать,как Лиза рассказывала, что она пережила ребёнком после потери мамы.
-Я думала,-говорила она,-что она меня просто забыла. Забыла просто так! Как забывают зонтик на остановке.
В Лизе было столько сумасшедшей злости на мать и в то же время столько же глубокой печали. Она вспоминала как в школе все готовили подарки
к материнскому дню** и она вместо ЛЮБИМОЙ МАМЕ подписывала БАБУШКЕ. Или когда подружки у себя дома одевали мамины вещи и туфли и
делали детское представление,то она всегда убегала оттуда в слезах...
Ребёнком она конечно всего не понимала и говорит:
-Я знала от папы,что мама больше не придёт! Никогда не придёт! Вернуть ушедшее время люди не в силах,это Ольга знала всегда,но особенно остро ощутила это при разговоре с медиатором.Ниточка мама-дочка
восстановится не так быстро,как хочется. Оля должна медленно и упорно завоевывать доверие Лизы и не дай бог сделать новую ошибку.
Она живёт от Лизы в двух часах езды на автомобиле.Каждые две недели она едет в город к Лизе,чтобы с ней встретиться.
При встрече они чаще всего идут в кафе-мороженое поболтать или выбирают дамские тряпки в магазинах.
Недавно Лиза сделала одно фото,где они с мамой в магазинчике одели одинаковые майки и смотря на это фото сказала:
-Посмотри! Какие мы смешные и очень-очень похожие! В душе каждого есть место для мамы. Заполнится ли это пустое место у Лизы,которая узнала свою маму только в 17 лет? 
* Шпрахи - (от Sprache- язык) Курсы немецкого языка для переселенцев из стран СНГ,
длительность от 6 месяцев до 1 года по 7 часов в день.
** аналог русского 8-Марта Muttertag
|
