|
Разделы:
Еще в рубрике:
| Реклама |
Выгодное предложение: багетная мастерская цены - здесь. Безупречные изделия и приятные цены. www.firmaramer.ru
|
|
|
Выделите орфографическую ошибку мышью и нажмите Ctrl+Enter. Сделаем язык чище!
|
|
|
О сибирской иконописи. Иконы Крестьянникова.
Редактор: cepbiu
Опубликовано: 02.01.2011
К ИСТОРИИ ИКОНОПИСАНИЯ В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ.
Публикации о сибирском иконописании малочисленны. Это главным образом материалы А. И. Сулоцкого, работавшего в середине XIX в. в тобольских церквах и в архиве с документами, позже утраченными, и видевшего иконы, местонахождение которых теперь неизвестно.
Данные о сибирских иконах содержатся в статьях Н. А. Абрамова середины XIX в. и П. Н. Буцинского - конца того же столетия
Отрывочные сведения о сибирских иконах и мастерах-иконописцах включены в исследования этнографов, например Н. Кострова, А. Е. Новоселова. В связи с изучением сибирской культуры А. Н. Копылов отыскал в архивах дополнительные сведения об иконописании в Сибири. Небольшую статью об особенностях сибирской народной иконы опубликовала Н. Казаринова.Историей иконописания в Восточной Сибири занимается Т. А. Крючкова. Автор данной статьи свою задачу видит в том, чтобы на основании публикаций, документов и произведений иконописи представить в общих чертах историю иконописания в Западной Сибири в XVII- XIX вв. В первые десятилетия со времени похода Ермака Сибирь - ее строящиеся церкви, монастыри и жилые дома - снабжалась иконами, доставленными из Европейской России. Это были иконы, принесенные казаками-первопроходцами, привезенные первыми представителями сибирского духовенства, а также переселенцами - лицами, принадлежавшими к разным социальным слоям - от высшей администрации до беглых крепостных, царские дары в первые сибирские храмы и монастыри. Иконы на продажу - «на промену», как тогда называлось,- также, по всей видимости, стали привозить в Сибирь в первой половине XVII в. По данным А. Н. Копылова, в 1640 г. в Тобольск было доставлено крестьянами князя Пожарского Семеновым и Ивановым 360 икон. Факты таких поездок подтверждены документами XVII-XIX вв. В создании иконного фонда Сибири участвовали практически все основные центры иконописания: Москва, Новгород и Поморье, Великий Устюг, Владимирщина, а с XVIII столетия - Юго-Запад: Киев и южнорусские старообрядческие центры. Характер складывающейся сибирской иконописи определяли как влияние тех или иных иконописных тенденций, так и условия самой Сибири.
Начало сибирского иконописания, несомненно, связано с организацией сибирской епархии с центром в г. Тобольске в 1621 г.- в понимании этого единодушны и дореволюционные, и современные исследователи, касавшиеся данного вопроса Первым тобольским и сибирским архиепископом стал Киприан (Старорусенков), бывший архимандрит Новгородского Спасохутынского монастыря, умелый организатор,- к концу его правления (к 1625 г.) в Сибири было 30 церквей и 12 монастырей (как правило, включавших 2-3 храма). Отправляясь к месту нового назначения, Киприан готовился к обширному строительству и привез с собой значительное количество икон и церковной утвари.
Нами обнаружена выписка А. И. Сулоцкого из интереснейшей грамоты XVII в. с его же расшифровками. Ты знаешь,- писал патриарх Филарет первому сибирскому архиепископу Киприану,- «коликия сокровища благочестивый сын наш великий государь царь... Михаиле Федорович и аз истощих красоты ради церкви божия и человеческого спасения, егда рукоположил тя епископа быти в далечейшей оной стране (Сибири)» Однако при том размахе церковного строительства, которое развернулось в Сибири, обеспечить все храмы привозными иконами было трудно, так как иконостасы в русских православных церквах обычно включали по нескольку десятков икон. Поэтому Киприан, отправляясь в Сибирь с «назначенным ему штатом» в количестве 25 чел., по данным П. Буцинского, «взял с собой в числе других людей двух иконописцев». Известно несколько имен мастеров-иконописцев, работавших в Сибири в 20-е гг. XVII в. В дозорной книге 1624 г. среди посадских и служивых людей Тобольска зарегистрированы дворы «софейского протодьякона Матвея»; «посадского человека Ивана Степанова, иконника», и «конного казака Федотки Иконника» В переписной книге 1625-1626 гг. в связи с пропажей котла с олифою фигурируют иконники Богдан и Второй. Среди первых сибирских иконников - протодьякон Тобольского кафедрального собора Матвей Мартынов, в 1637 г. написавший икону Абалакской богоматери, вскоре объявленную чудотворной и наиболее чтимую в Сибири. Он прибыл в Тобольск с архиепископом Киирианом и вскоре по его заказу написал два запрестольных образа богоматери и поновил старые иконы. Итак, известно, что в 1620-х гг. в Тобольске работали 5 иконописцев, один - в Тюмени и один - в Туринске.
В 30-е гг. XVII в. группа сибирских иконописцев пополнилась. Согласно документам, опубликованным А. Н. Копыловым, в 1636 г. архиепископ Нектарий при назначении в Тобольск привез из «Ниловой пустыни иконописца монаха Антония», который до 1645 г. занимал должность иконописца Тобольского Софийского дома. По просьбе того же Нектария в 1638 г. в Тобольск были присланы Дмитрий Бутусин из Соли Вычегодской и Первый Цырков из Устюга Великого Н. А. Абрамов упоминает об иконописце Финисе Черкунове, написавшем большую икону (3 аршина на 2) «Спаса Вседержителя» для Туринского Крестовоздвиженского монастыря. Н. А. Абрамов сообщает, что, по преданию, «этот образ писан в первой четверти XVII столетия». К 1624 г. относится первая достоверно датированная сибирская икона - «Богоматерь Знамение» в Тюменской Знаменской церкви, написанная Спиридоном Иконниковым, уроженцем Великого Устюга, родоначальником известного в Тюмени в XVII-XVIII вв. купеческого дома Иконниковых. Видевший эту икону Сулоцкий описал ее как восьмиугольную, с девятью ангелами вокруг богоматери.
Нами обнаружена в той же Знаменской церкви икона столь же необычного формата, однако живопись ее поздняя - середины XX в. Икона помещена в застекленную нишу, поэтому осмотр ее невозможен, и вопрос, сохранилась ли под слоями поновлений живопись XVII в., или эта икона написана по преданиям, остается открытым.
Тюменская «Богоматерь Знамение» важна для истории сибирской иконописи как одно из ранних свидетельств стремления Тобольского архирейского дома, и в первую очередь архиепископа Киприана, сделать сибирскую церковь наследницей новгородской, так как именно эта икона считалась палладиумом Новгорода, почиталась как чудотворная и была героиней сюжета икон «Битва новгородцев с суздальцами».
В дозорной книге 1624 г. и переписных книгах 1625-1626 гг. перечислены 368 икон, находящихся в соборе и в церквах г. Тобольска; на основании дополнительных сведений можно предположить, что не менее 200 из них написаны на месте. Это подтверждается и неоднократными присылками из Москвы красок и других материалов, необходимых для иконописания. Так, «... с протопопом Иваном (Иосифовым.- Н. В.) царь Михаил прислал Киприану... на иконное письмо разных немецких красок». В другой раз Михаил Федорович отправил туда же несколько церковных книг, «а для иконного дела - 2 тыс. листов золота, 500 листов серебра, несколько фунтов разных красок, пять пудов мелу, клею и пр.» Уже в 1640-е гг. потребности сибирских церквей в иконах в основном удовлетворялись на месте. Такой вывод позволяет сделать, в частности, отписка воеводы Пронского в Сибирский приказ о пожаре в городской Вознесенской церкви 22 января 1642 г., при котором погибли 37 больших икон, не считая «писанных праздников». Воевода уверял, что образы взамен сгоревших «в Тобольску написать можно, только б краски, и золота, и серебра сусального прислать с Москвы»
Второй документ, подтверждающий такую возможность,- наказ царя Михаила Федоровича от 10 февраля 1644 г., из которого следует, что якутским воеводам Пушкину и Супоневу еще в 1638 г. ведено было иконы для якутской церкви «написать в Сибири же, в Тобольску, иконникам, которые посланы в Тобольск к архиепископу с Устюга Великого да от Соли Вычегодские» Очевидно, что сибирские иконописцы обслуживали не только города и остроги около Тобольска, но и работали для Восточной Сибири, однако мастера еще были наперечет.
В связи с этим перед тобольской кафедрой встала задача обучения иконописанпю местных жителей, сибиряков и приезжих, здесь же, в Тобольске.
Согласно данным А. И. Сулоцкого, в середине XVII в. при Тобольском архиерейском доме было два учителя иконописания, получавших от тобольской архиепископии жалованье. В 1669 г. уже не в «столичном» Тобольске, а в Енисейске, и только на посаде, было 5 иконописцев это без учета мастеров иконописи из духовного звания, которые, как правило, составляли их значительную часть, А. И. Сулоцкий пишет: «По примеру архиерейского дома и монастыри Тобольской епархии, по крайней мере, некоторые, в прежнее время имели своих иконописцев или из своих вотчинных крестьян и монастырских служек, или из своих послушников и монашествующих»
Для второй половины XVII в. известен пока только один случай присылки икон из Москвы в сибирскую церковь: в 1671 г. в Кондинский Троицкий монастырь поступила икона «Страшный суд» на холсте, с надписью, свидетельствующей о пожаловании ее «великим государем Федором Алексеевичем»
Однако подобные пожертвования, как известно, отнюдь не всегда бывали вызваны отсутствием икон в монастыре или в церкви, которым дар предназначался.
В 1680 г. тот же Федор Алексеевич, посылая в строящийся каменный тобольский собор два колокола (103 и 40 пудов), серебряный крест, евангелие, «священные сосуды», икон не прислал Из Москвы везут теперь в Сибирь краски, золото, олифу. Например,, стряпчий Григорий Яковлев привез в 1685 г. для Софийского собора пуд олифы, а также две тысячи золота листового. Февралем 1688 г. помечена «память» в ямской приказ о пропуске софийского священника Михаила Витязева с купленными в Москве для Тобольской Софийской соборной церкви предметами, включающими «краски на письмо святых образов» Размах сибирского иконописания в этот период был весьма велик - это выявляют несложные подсчеты. В 1625 г. в Сибири было около 50 храмов, а в 1702 г.- 160, следовательно, за 77 лет XVII в. выстроено не менее 110 соборов и церквей; количество возведенных в них иконостасов нужно еще увеличить с учетом приделов и того, что некоторое количество построенных деревянных церквей сгорало. В каждом иконостасе было от одного до нескольких десятков икон. Кроме того, требовались иконы для множества часовен - общественных и частных, монастырских келий и жилых домов.
К середине и второй половине XVII в. относится создание собственной сибирской иконографии, т. е. появление местных вариантов канонических сюжетов. Здесь активную роль играл Софийский архиерейский дом, руководители которого расценивали эту работу как средство укрепления авторитета тобольской сибирской кафедры.
Одним из важнейших мероприятий архиепископии в этом направлении было учреждение престола «Абалакской богоматери» в 1636 г. и написание иконы в ее честь. О написании иконы «Абалакской богоматери» протодьяконом Матвеем Мартыновым упоминают А. И. Сулоцкий и Н. А. Абрамов Сохранилась репродукция гравюры середины XIX в. с изображением той-первой иконы, затем повторенной в многочисленных копиях
(рис. 1) В основе ее образ богоматери Знамение, слева на полях изображение Николая Чудотворца в позе поклонения богоматери, справа - Марии Египетской. Никола на севере был особенно популярен; иконы со святыми на полях также имели особенно широкое распространение в новгородчине (и в Устюге Великом). Все это говорит о том, что тобольские духовные власти стремились представить Сибирь наследницей Новгорода.
Во второй половине XVII в. возникли культы собственных сибирских святых - Василия Мангазейского и Симеона Верхотурского. По данным А. И. Сулоцкого, автором первой иконы «Василия Мангазейского», написавшим ее в 1687 г. по обету в благодарность «за спасение во время метели», «расспросив в бытность в Туруханске о наружности чтимого там страдальца», был Л. Филиппов
Н. Костров появление образов этого святого относит к 1679 г. Возможно, что первые иконы «Василия Мангазейского» появились даже несколько раньше, так как первые части его жития, по свидетельству Е. К. Ромодановской, были написаны в 50-е гг. XVII в. В. К. Андриевич и Н. Костров отмечали особое почитание этого святого и наличие икон с его изображением в Енисейске, Туруханске и Красноярске Нами изображений Василия Мангазейского пока не обнаружено. Возможно, это связано с особенностями его культа: Василий считался невинно погибшим от побоев своего хозяина и Мангазейского воеводы С. Пушкина и почитался как праведник и мученик. Естественно, это не особенно импонировало власть предержащим, церковным и светским, и делало невозможной его канонизацию. По народным представлениям, Василий Мангазейский был покровителем охотников-промысловиков, что отражало своеобразие сибирского быта.
Изображения Симеона Верхотурского нередко встречаются в Западной Сибири; среди них есть несколько больших житийных икон, а также молельные иконы разных размеров (рис. 2),включая миниатюрные. Симеон обычно изображался в крестьянской одежде, в симультанной композиции, когда рядом с главным изображением помещалась та же фигура в другой позе - с удочкой, заброшенной в реку, с деревянным ведром - и все это на фоне зданий Верхотурского монастыря. Как утверждает Е. К. Ромодановская, первые части «Жития Симеона Верхотурского» были написаны при архиепископе Игнатии Римском-Корсакове, который сам участвовал в его создании, следовательно, в 1692-1699 гг.
Рис. 1. «Богоматерь Абалакская». 1637 г. Тобольск. М. Мартынов (начало 60-х гг. XVI в.- после 1645 г.).
Перепечатано из книги А. И. Сулопкого «Описание наиболее чтимых икон Тобольской епархии». Спб., 1864.
Местонахождение неизвестно.
По свидетельству А. И. Сулоцкого, около 1695 г. иеромонахом Иоанном были написаны иконы хорошего достоинства для Верхотурского, только что в то время построенного каменного собора. Поскольку именно в этот период создавался культ Симеона Верхотурского, не была ли его первая икона написана именно тогда и там? Анализ композиции икон Симеона, в которых сочетаются отчетливые признаки прямой перспективы в изображении пейзажа, в частности построек монастыря, со средневековой симультанностыо, не противоречит этому предположению, позволяя отнести протооригинал иконы примерно" к тому же переходному времени, когда впервые в истории русской живописи стало возможным появление в одном произведении элементов двух различных изобразительных систем - древнерусской и общеевропейской.
Рис. 2. «Симеон Верхотурскпй». XIX в. Верхотурье.
Новосибирская картинная галерея.
Думается, стилистические особенности сибирской иконописи складывались под влиянием сепаратистских тенденций светских и духовных властей Сибири и известного своеобразия культуры местного населения. Не имея здесь возможности охарактеризовать стилистику сибирских икон во всем многообразии ее направлений, остановимся на важнейших из них.
Наиболее характерными для Сибири знаток русской иконописи Д. А. Ровинский считал «иконы с лицами и целыми фигурами, как бы выступающими вперед в виде рельефов»
В Алтайском музее изобразительного и прикладного искусства хранится икона «Богоматерь Нечаянная радость» с высоким (до 7 мм) рельефом. По нашему мнению, истоками стилистики ее живописи можно считать «строгановские письма»,а лепные рельефы на деревянных досках возникли в результате развития одной из разновидностей византийской иконописи, в России до этого времени не получившей распространения. К строгановскому стилю примыкает характерная фамильная заказная икона с изображением трех святых, хранящаяся в Новосибирской картинной галерее (рис. 3).
Влияние икон с рельефами, выразившееся, в частности, в бытовании рельефных резных икон разных типов, а также в развитии того стилистического направления, для которого характерно энергичное подчеркивание мускулатуры лиц и тел святых
(рис. 4),прослеживается в Западной Сибири до XIX в. включительно.
Для другого направления сибирской иконописи XVII в. типична ориентация на архаические традиции: лаконичность композиции и форм, «темновидный» колорит - краски словно покрыты слоем потемневшей олифы. Примером тому могут служить иконы «Казанской богоматери» в томских художественном и краеведческом музеях, по-видимому, написанные в конце XVII - начале XVIII в. в Тобольске, а также икона «Богоматерь Смоленская» из Тобольского историко-архитектурного музея-заповедника.
Начало третьему стилистическому направлению сибирской иконописи XVII в. положила, по нашему мнению, икона «София - премудрость божия», находившаяся в Тобольском Софийском соборе. Вот ее описание, сделанное А. И. Сулоцким: «Премудрость слова божия изображена так, как пишут ее в Новгороде и в Москве, то есть в образе ангела в царском одеянии, сидящего на седмиступенном амвоне и проч., но с таким отличием, что святая София помещена на дереве, при корени дерева изображены царь Иоанн Васильевич Грозный и московский митрополит Дионисий, при котором покорена Ермаком Сибирь, а на ветвях дерева шесть первых сибирских архиереев (последний митрополит Корнилий, умерший в 1667 году)» По нашему мнению, композиция эта написана под влиянием иконы Симона Ушакова «Насаждение древа государства Российского», хранящейся в Государственной Третьяковской галерее, где также центром композиции является древо, у корней которого изображены князь Иван Калита и митрополит Петр, перенесший кафедру из Владимира в Москву, а на ветвях помещены медальоны с портретами всех видных политических деятелей Древней Руси. 
Рис. 3. «Избранные святые: Антипа, Григорий, Екатерина».
Конец XVII в. Тобольск.
Новосибирская картинная галерея. Можно утверждать, что икона Софийского собора была написана в Тобольске по поручению архиерейского дома, так как нигде более не смогли бы дерзнуть сравнить создание Тобольской епархии с основанием Московской Руси. Композиция С. Ушакова датируется 1668 г. Тобольская икона написана, очевидно, при седьмом сибирском архиепископе Павле I, следующем за Корнилием. Он пробыл в Сибири двенадцать лет - с 1668 до 1681 г. Будучи до этого архимандритом Чудова монастыря в Московском Кремле и одновременно членом патриаршего разряда, заведовавшим строительством церквей и монастырей по всей Руси, он, конечно, видел работу С. Ушакова и, приехав в Сибирь, под ее свежим впечатлением заказал мастерам икону аналогичной композиции в прославление Тобольского архиерейского дома. 
Рис. 4. «Николаи Чудотворец». Первая половина XIX в.
Новосибирская картинная галерея. Привез ли он иконописца с собой или заказал икону местному мастеру - вопрос первостепенной важности, но ответа на него пока нет. В любом случае с Павлом I в Тобольске нашли воплощение самые современные по тем временам московские придворные вкусы, прежде всего вкусы иконописной палаты Московского Кремля, руководимой С. Ушаковым.
По-видимому, нередко среди руководителей духовных и светских властей, приезжавших на жительство в Сибирь, и в частности в Тобольск, были и лица, обладавшие достаточно «современными» художественными вкусами, они привозили с собой иконописцев, чье понимание содержания и форм иконописания находилось на уровне времени.
Весьма существенное переориентирование иконописных вкусов высшего сибирского духовенства произошло в начале XVIII в. с приходом на сибирскую кафедру Филофея Лещинского (1702). С этого времени сибирскими архиепископами становятся выпускники Киевской духовной академии, и в создаваемых произведениях искусства начинают сказываться южнорусские и украинские влияния. Об этом говорит, в частности, замена в 1710 г. по инициативе Филофея Лещинского иконостаса Тобольского Софийского собора, написанного в 1686 г. А. И. Сулоцкий писал: «...иконостас, потому ли что не соответствовал величественности здания или почему другому, был снят при митрополите Филофее. Сей о нужде устроить новый иконостас вошел в представление к государю Петру I и, получив от казны 1000 рублей, в 1710 году сделал его весь новый, резной».Сулоцкий, достаточно равнодушный к вопросам стилистики, не понимал, чем вызвана замена иконостаса. Причины этого таковы: Ф. Лещинский, украинец по рождению, недавний эконом Киево-Печерской лавры, прибыл в Сибирь, когда на его родине пышно цвело «украинское барокко», столь далекое от строгих, в основном северных, вкусов сибирских духовных владык XVII в.
Сулоцкий подробно описывает еще одну местную икону Тобольского Софийского собора «София премудрость божия» и утверждает, что она почти совершенно сходна с таковою иконою, имеющейся в Киевском Софийском соборе. По данным Сулоцкого и обнаруженным нами документам, Филофей Лещинский «некоторых из художников и мастеровых выписывал из Киева» причем они работали в Тобольске и в других сибирских городах, например в Тюмени.
С этого времени здесь начинается активное утверждение барочных форм - в архитектуре это направление было столь выраженным, что получило специальное название «сибирского барокко». Несколько сибирских икон с элементами стиля барокко находятся в Иркутске - в художественном музее и в местных храмах. Ощутимы элементы барокко в тобольских и томских иконах XVIII в. (рис. 5). Такова хранящаяся в Томском краеведческом музее икона «Огненное восхождение пророка Ильи» (1779 г.) с пышными барочными картушами овальных медальонов, с условно реалистическим пейзажем академического типа, с патетически развевающимися плащами, с колесами - огненными цветами.
Источником новых влияний в Сибири начала XVIII в. стала и школа Демидовых при Нижнетагильском заводе, ориентировавшаяся на западноевропейские принципы искусства. Результатом украинских и демидовских влияний стало распространение «фряжской» живописи, в частности, с середины XVIII в. получила широкое признание работа для иконостасов маслом на холсте Типичное сочетание канонических иконописных традиций с приемами «фряжской живописи» проявилось в иконе «Благовещение» XVIII в. из Тобольского Покровского собора. 
Рис. 5. «Богоматерь Казанская».
Тобольский историко-архитектурный музей-заповедник. Сохранялась в Сибири в этот период и каноническая иконопись. Так может быть понят документ из тюменского архива, обнаруженный автором статьи: «...главная соборная Троицкая церковь с величественным иконостасом, современным строению самой церкви (1710 г.- Н. В.) греческого, очень искусного письма» Размах сибирского иконописания, вероятно, был особенно велик в первую половину XVIII в: с 1702 по 1742 г. здесь было построено 288 церквей, следовательно, создано не менее 300 иконостасов (с учетом приделов), а это - несколько тысяч икон.
Однако в 60-е гг. XVIII в. (в связи с секуляризацией церковных земель в 1764 г.) Тобольский архиерейский дом лишился даровых иконописцев. «Часть иконописцев и резчиков возвратились в места прежнего своего жительства и там забыли свое мастерство»
другие продолжали заниматься им, однако в меньшем масштабе и постепенно теряя высокий профессиональный уровень Тобольский архиерейский дом пытался бороться с этим явлением при помощи регламентации иконописания - выдачей аттестатов - разрешений иконописцам на работу и осмотром икон, чем, в частности, занимался сам архиепископ Варлаам.
Уже 25 октября 1764 г. появилось в Тобольской духовной консистории «Дело об иметии присмотру за иконописцами»: «Священнику Андрею Михайлову велеть присмотр иметь за иконописцами, чтоб ... они малевали святые иконы исправно» Поскольку при Тобольском Софийском доме обучение иконописанию теперь не велось, стали практиковать индивидуальную учебу у мастеров. Свидетельством организации такой учебы является дело Тобольской духовной консистории от июля 1772 г. о разрешении отпуска для обучения иконописанию пономарю Покровской церкви Нижнетагильского заказа Ивану Погребцову, который в своем прошении писал: «...как я, нижайший, с малолетства моего охоту имел приобучиться иконному художеству и, будучи при церкви, в праздные времена через старание мое всячески пожелание свое исполнял, точию еще тому за неимением в том заводе таких искусных художников, совершенно не обучен, почему и ныне великую имею охоту. Того ради ваше преосвященство, милостивого архипастыря, всепокорнейше прошу меня ... от пономарской должности на годичное время уволить» Назывались здесь и мастера-иконописцы: посадский Абрам Менщиков (фигурирует как уехавший из Тобольска) и посадский Михаил Черепанов, представитель известной семьи иконописцев. Срок обучения пономарю был определен в 3 года
(ранее обучение иконописанию продолжалось 2 года). В XVIII в. сибирские ремесленники, в том числе и иконописцы, начали объединяться в цеха. В частности, в ведомостях 1738 г. Тобольского губернского магистрата перечислены девять тобольских иконописцев и назван цеховой старшина Алексей Будрин, причем о четырех мастерах указано: «из мещан», о пяти - «из цеховых» К началу XIX в. кризисные явления в сибирской иконописи стали очевидностью. И хотя здесь еще появлялись иконы, написанные достаточно профессионально, своеобразие сибирского стиля сохранялось, однако постепенно оно нивелировалось. Для поддержания уровня иконописного мастерства руководители Тобольской епархии решили обучать иконописанию местное духовенство, чтобы священнослужители могли сами писать и ревизовать работу других. Для этого в 1800 г. в Тобольской духовной семинарии был открыт класс рисования, где преподавали учитель. П. Мисюрев и позднее ключарь Тобольского собора М. Карпинский. В 1818 г. класс был закрыт. Через 36 лет, в мае 1854 г., в Тобольском духовном училище началось преподавание «рисования, черчения и начал иконописания», а в семинарии - живописи и иконописания. Здесь преподавали Яков Бисеров и Михаил Знаменский, которых специально посылали на два года в Петербургскую семинарию, где они учились у профессора Академии художеств Солнцева 
Рис. 6. «Спас Вседержитель». Сузун. И. В. Крестьяников (1858-1941). Новосибирская картинная галерея.
По нашему мнению, это окончательно закрепило движение принципов церковной сибирской иконописи к живописи «фряжского», т. е. общеевропейского типа. Традиции же древнерусской иконописи отчасти сохранялись в молельных домовых иконах.
В XIX в. в Сибири, как и в других местах России, создаются иконописные мастерские, где мастера получали определенную специализацию: «личник», «доличник», «травник» и т. д.- работа над иконами теперь велась коллективно. Однако таких мастерских в Сибири было относительно немного.
За все время существования сибирской иконописи спрос на нее обычно превышал предложение, поэтому наряду с официально признанными иконописцами в Сибири постоянно работали народные мастера. Крестьянские художники зачастую были и иконописцами, и мастерами декоративных росписей, что и определило эстетику народной иконы. Народные иконы изготовлялись здесь всегда в большем количестве, нежели в европейской части России, однако с наступлением кризиса официального иконописания их доля в общей массе возросла. Творчество народных мастеров-иконописцев в Сибири во второй половине XIX - начале XX в.- заметное явление. При известном разнообразии местных черт объединяет эти народные иконы принадлежность к структуре изобразительного фольклора, к стилистике «примитива» Крестьянские мастера-иконописцы свои работы нередко продавали на рынках («променивали в народ»). Группа иконописцев работала в Сузуне Алтайского горного округа, где с середины XIX в. иконы продавались на зимних Никольских ярмарках (самых больших по товарообороту на юге Сибири)
Творчество иконописцев, работавших на старообрядцев, также имело в Сибири свои особенности при частой ориентации на архаические тенденции русской иконописи.
Начиная со второй половины XVII в. в некоторых городах Сибири (Тюмени, Иркутске и др.) постепенно формировались иконописные центры со своеобразными чертами иконографии и стилистики. Их выявление и изучение - одна из важнейших задач современного сибирского искусствоведения. 
Иконы, написанные И. В. Крестьянниковым. Сузунский краеведческий музей Сузунские иконописцы не только выставляли свои работы, но и принимали заказы на изготовление икон, роспись храмов. Возникновение сузунской иконописной школы относится к последней четверти XVIII в. История сохранила нам имя одного из последних иконописцев (или богомазов, как их называли на селе). Это Иван Васильевич Крестьянников (1858-1941 гг.). В последние десятилетия своей жизни икон не писал, работал пожарным, весовщиком на базаре. В Новосибирской картинной галерее представлено 120 икон Сузунского письма, из них более 20 – написанные И.В. Крестьянниковым.
Главная особенность его работ – обаятельное соединение изысканного, даже артистичного рисунка лиц и рук с простодушной декоративностью чисто народного толка. Наиболее художественно выразительными иконами И. В. Крестьянникова стали изображения Христа и святителя Николая Чудотворца. Анализируя его творчество в целом, можно отметить ориентацию автора на древние образы. В селах близ Сузуна в избах до сих пор можно встретить иконы, написанные И. В. Крестьянниковым, причем некоторые жители помнят, что Крестьянников сам носил образа по деревням для продажи. Известно имя еще одного художника-иконописца – Батанова. Со слов его внучки Клавдии Алексеевны Кротовой в окрестностях Камня и Сузуна все церкви были расписаны ее дедом.
Н. Г. Велижанина
К ИСТОРИИ ИКОНОПИСАНИЯ В ЗАПАДНОЙ СИБИРИ. // Традиционные обряды и искусство русского и коренных народов Сибири.- Новосибирск: Наука, 1987.- С. 125-141.
От ред.
Часть икон Крестьянникова, находившихся экспонатами в Сузунском краеведческом музее, передана в собственность сузунскому православному храму. И это правильно!
|
Оценка посетителей сайта: 10.00 (проголосовало: 2)
Версия для печати ---> Версия для печати
|
|
1.
Видела сузунские иконы в Новосибирской картинной галерее. Сколько людей уничтожил НКВД, а иконы сохранились! Разве не чудо? А что музей наш передает иконы нашему храму - очень правильно.
|
|
|
2.
@zemlyanitskaya
А что музей наш передает иконы нашему храму - очень правильно.
Икона живет ,когда перед ней молятся.
|
|
|
3.
Кроме всего прочего узнала из статьи, что у нас в Сузуне и свои иконописцы были! Я ГОРЖУСЬ ТОБОЙ, СУЗУН!
|
|
|
4.
Хорошее дело - передать иконы церкви!!! В Сузуне есть улица, в честь него названная...
|
cepbiu
Администратор
Город: Сузун навсегда
Хобби: фотография, нумизматика (сов.период + сузунская медь+ третий рейх), рыбная ловля (хищники)
моя анкета
11.06.2011 19:19
|
5.
Часть икон Крестьянникова, находившихся экспонатами в Сузунском краеведческом музее, передана в собственность сузунскому православному храму. И это правильно!@varenevna
Хорошее дело - передать иконы церкви!!! @zemlyanitskaya
А что музей наш передает иконы нашему храму - очень правильно. Как сказала Ольга Ивановна Чернакова, иконы снова возвратились в музей.
Причиной послужило несоответствие условий содержания , в которых находятся исторические ценности.
Состояние почти всех переданных икон заметно ухудшилось из-за влажности помещения церкви.Иконы пропадали.
Ещё большее недоумение,непонимание и откровенную злость вызвало то,что некоторые иконы были просто-напросто пришпендорены к стенам солидными гвоздями,так по-простому, насквозь...
|
|
|
6.
@серый
Причиной послужило несоответствие условий содержания , в которых находятся исторические ценности.
Вообще-то иконы это не историческая ценность и в музеях они умирают.Перед иконой молитву творить надо,тогда она живет.
|
|
|
7.
Научные сотрудники Новокузнецкого художественного музея заинтересовались работой Вылегжаниной "К истории иконописи в Западной сибири " и осенью 2011 посетили Сузунский музей ...Они имели общение лично с Вылегжанинои и потом с участием Московских специалистов начали собственное исследование творчества Сузунского иконописца...... Результаты изложили в статье ЗАГАДКА СУЗУНСКОГО МАСТЕРА И НЕ ТОЛЬКО.......Очень интересно почитать......
|
cepbiu
Администратор
Город: Сузун навсегда
Хобби: фотография, нумизматика (сов.период + сузунская медь+ третий рейх), рыбная ловля (хищники)
моя анкета
03.11.2016 14:19
|
8.
Е. Н. Крюков, г. Новокузнецк
Загадка Сузунского мастера, и не только
Тема «Сибирская народная икона» всегда была интересна для учёных нашего края, в том числе и для сотрудников Новокузнецкого художественного музея. Информации и литературы по данному вопросу в то время не было никакой, и для всех учебником в этом направлении стала статья Надежды Глебовны Велижаниной «Народные иконы Новосибирской области из Новосибирской картинной галереи»1 (журнал «Музей», 1983 г.). Для меня как исследователя интересной в этой статье была информация о существовании в Сузуне иконописной мастерской, где якобы работали несколько народных художников, имена которых, к сожалению, утрачены. Наиболее ценный материал статьи - данные о последнем сузунском иконописце Иване Васильевиче Крестьяникове (1858-1941) и характерных чертах его икон. С этой статьёй я познакомился лет шесть назад. Возникло желание попасть в Сузун, чтобы воочию увидеть иконы И. В. Крестьяникова и, если повезет, на основании этих работ атрибутировать и другие встречающиеся мне иконы как иконы одного из самых известных сибирских иконописцев. В августе 2011 года я оказался в Сузунском краеведческом музее, где встретился с его сотрудниками: директором Ольгой Ивановной Чернаковой и Светланой Тарасюк. Оказалось, в витринах музея выставлено всего четыре иконы, под одной из которых табличка с надписью, что данная икона принадлежит кисти И. В. Крестьяникова (в Сузунском краеведческом музее он был написан как «Крестьянников», с двумя буквами «Н», а в статье с одной). По словам музейных сотрудников, это авторство определили сотрудники Новосибирского государственного художественного музея (НГХМ). Сначала они сказали, что три иконы принадлежат кисти Крестьяникова, позже один из сотрудников НГХМ автором иконы «Святой Никола» назвал алтайского иконописца Балыкина. И вот уже этим летом приехавший из Москвы М. А. Чернов, сотрудник журнала «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования», атрибутировал икону «Спас Вседержитель» тоже как балыкинскую. Таким образом, авторство как минимум двух икон, якобы принадлежащих кисти Крестьяникова, было подвергнуто ими сомнению. Но, пожалуй, самым интересным для меня открытием оказался любопытный документ, официально удостоверяющий, что иконописец, долгое время известный как Крестьяников, носил иную фамилию - Крестьянинов. Сотрудники Сузунского краеведческого музея показали мне копию выписки из посемейного именного списка на 1 января 1910 года (село Сузунское, Сузунской волости, Барнаульского уезда, Томской губернии), который хранится в отделе архива администрации Сузунского района. В нем чётко написано: «…иконописецъ Иванъ Васильевъ Крестьяниновъ…».2 Там же в графе «Время проживания в данном селении» было написано 40 лет, в графе «Где состоит на причислении» - Кр. Покровской волости, безземельный. Итак, в Сузуне действительно жил иконописец, и звали его Иван Васильевич Крестьянинов. Но принадлежат ли ему иконы, хранящиеся в музее? Я попросил сотрудников музея ознакомить нас с записями в журнале поступлений и выяснил, что эти иконы обозначены как: 1. Икона «Богоматерь Смоленская» поступила в 1979 году от Казанцева Сергея (ул. Панфилова, 73); 2. Икона «Господь Вседержитель» поступила в 2000 году из РОВД (уголовное дело №38 951). Получается, что никакой связи этих икон с семьёй И. В. Крестьянинова нет и принесли их в музей посторонние люди? Тогда как они попали к ним? На основании чего их определили как «иконы Крестьянинова/Крестьяникова»? Сотрудники музея показали семейную фотографию Крестьяниновых, которая публикуется в этой статье, и сообщили, что внучка Крестьянинова, Мария Александровна Медведева, жива и сегодня находится в Сузунском доме-интернате. Она также подтверждала в своих воспоминаниях, что дед её был иконописцем: «Нас ребятишки на улице «богомазками» дразнили, мы плакали с сестрой из-за этого. Я помню не так много. Знаю, что дед родом не из Сузуна, что он был грамотный человек. Наш дом стоял на улице Пролетарской... Икон никаких не осталось. Все они были проданы ещё до войны…» Чтобы прояснить ситуацию, я встретился с сотрудниками Новосибирского государственного художественного музея. У меня к ним было несколько вопросов, ответы на которые я надеялся получить. Во-первых, в статье Н. Г. Велижаниной говорится о неком «неизвестном сузунском мастере» (икона «Чудо Георгия о змие», икона «Огненное восхождение Илии» и др.) и неком другом «сузунском мастере Богородиц» (икона Богоматерь «Утоли моя печали» и др.). Почему именно сузунском? Какие есть тому доказательства? Выше уже было сказано, что две иконы из собрания Сузунского краеведческого музея были определены позже как иконы Балыкина, который проживал в селе Залесово. Таким образом, это определение выглядит некорректно. Более точным будет, с моей точки зрения, говорить о «неизвестном иконописце Алтайского края» или даже «неизвестном сибирском иконописце». Во-вторых, Н. Г. Велижанина пишет: «Крестьяников где-то учился иконописи, имел возможность видеть большое количество икон высокого художественного качества, в том числе древних».3 Возможно. Но где и когда? В одной из своих работ специалист по иконам Томского художественного музея И. А. Евтихиева писала: «…На фабрике В. С. Крестьянинова (в Мстёре) работало около 200 человек, они украшали печатные иконы окладами и цветами…».4 Может, И. В. Крестьянинов имеет какое-то родство с В. С. Крестьяниновым из Мстёры? Из вышеназванного «посемейного именного списка» следует, что И. В. Крестьянинов к 1910 году жил в с. Сузун 40 лет, т. е. приехал сюда в возрасте около12 лет из какой-то Покровской волости (в России они были в разных губерниях: и в Тобольской, и в Уфимской, и в Таврической и др.). Ребятишки всегда проявляют талант в рисовании в раннем возрасте. Возможно, И. В. Крестьянинов начинал осваивать азы рисования под чьим- то руководством, но, опять же, в каком районе России? Также хочу заметить, что иконописью в раннем возрасте не занимаются. Для этого нужно созреть и стать глубоко верующим человеком. Даже если ребёнок хорошо рисует и он талантлив, ему всё равно не освоить самостоятельно мастерство иконописания. Кто-то должен рассказать о существующих канонах, о правильности подготовки доски, об изготовлении красок и т. д. Простой пример - это рассказ о становлении лучшего иконописца в нашем крае Олеси Ласковой. Её отец - коллекционер и реставратор предметов старины, и, соответственно, дочь могла с раннего возраста видеть отца за работой. Через его руки проходили десятки старинных икон, которые он «приводил в порядок», при этом передавая дочери основы своего мастерства. В раннем возрасте он отдал дочь в художественную школу. Уже ближе к 15-ти годам стал давать ей «подправлять» утраченные рисунки на старинных иконах. Имея множество специальной литературы, давал нужные советы при иконописании. В 17 лет Олеся поступила в Суздальское художественно-реставрационное училище, где проходила обучение у лучших специалистов по иконе. Как-то я задал ему вопрос, могла ли дочь самостоятельно познать искусство иконописи и смогли бы крестьяне-самоучки нашего края без специального обучения стать богомазами? На что получил однозначный ответ: «Нет». Так и в случае с И. В. Крестьяниновым остаются вопросы без ответов: «Когда и где научился он рисовать?», «Кто, когда и где учил его иконописанию?», «Может, он получал азы рисования в Покровской волости или учился иконописи в каком-то иконописном центре, уехав, например, лет в двадцать из Сузуна на некоторое время?». Тогда получается, что школа иконописания не сибирская и само понятие «сибирская народная икона» требует некоторого уточнения. Будучи в Москве, я зашёл в один из антикварных магазинов и увидел в нём икону «Господь Вседержитель», на окладе которой была местами неразборчивая надпись: «Москва …ма В. С. Крестьяниновъ съ. с м… фабрика в с. Мстере Вл. », что можно расшифровать как: «Москва. В. С. Крестьяниновъ съ [сыновьями]. Фабрика в с. Мстере Вл[адимирской губернии]». Вот небольшая справка o с. Мстёра: «Мстёра - русское село во Владимирской области на реке Мстёрке. Жители Мстёры, как и близлежащих сел Палех и Хо́луй, в XVI-XVII вв. занимались иконописным промыслом, делали дешёвые, небольшого размера иконки, которые продавали на ярмарках в городе Суздале. Поэтому многие промыслы, существовавшие в сёлах вокруг Суздаля, включая Вязники, Гороховец, Мстёру (до XIX в. она называлась Богоявленской слободой), объединяли понятием «суздальское иконное дело». В 1764 году в Мстёре упразднили монастыри, поэтому иконописание из монастырских мастерских перешло к «надомникам», старообрядцам, соблюдавшим иконописные каноны, принятые до церковных реформ патриарха Никона (1653). Мстёрские мастера подражали «разным старым манерам», поэтому назывались «старинщиками». Они занимались также реставрацией старинных икон. После революции 1917 г. «старинщики» остались без работы».5 В Мстёре было много иконных и сопутствующих им производств, связанных с фамилией «Крестьянинов»: «…Фольгопрокатных заведений было три. Ими владели Василий Семенович Крестьянинов и др. Кроме фольги, на фабрике B. C. Крестьянинова выпускались иконы, киоты и лампады… Иконописных мастерских было 18. Ими владели П. И. Крестьянинов и др. Ризочеканных заведений было восемь. Ими владели И. А. Клевакин, И. И. Шуйкин, О. Я. Крестьянинов, И. В. Голышев, П. И. Крестьянинов, В. И. Крестьянинов, наследники И. Я. Крестьянинова… Фольгоуборных заведений было 24. Ими владели B. C. Крестьянинов, И. А. Панкрышев, И. Ф. Крестьянинов (два заведения) и др., наследники И. Я. Крестьянинова и др.». Если учесть ещё тот факт, что в 1778-1917 гг. существовал Покровский уезд как административная единица во Владимирской губернии Российской империи и уездный город Покров, то тогда, возможно, всё встаёт на свои места. На мой взгляд, более вероятно, что И. В. Крестьянинов из села Сузун имеет родство с Крестьяниновыми из Владимирской губернии. Но для большей уверенности необходимо изучить архивные документы и установить доподлинное родство В. С. Крестьянинова из Мстёры и И. В. Крестьянинова из села Сузун. Также, имея на руках икону, написанную на фабрике В. С. Крестьянинова, что подтверждает клеймо на ней, сравнив с письмом предположительно сузунских икон, можно прийти к более достоверным умозаключениям. Дело за грамотным специалистом в области иконописания, который сможет точно установить, есть ли какие-то характерные признаки в написании икон на фабрике В. С. Крестьянинова в с. Мстёре и икон из с. Сузун. Наконец, раньше, как и многие, я считал, что «сибирскую народную икону» характеризует определённый примитивизм, или наив, письма, и все иконы «простого» письма автоматически относил к этой группе икон. Считалось, что их писали местные крестьяне-умельцы, которые не имели специального образования, а были просто самоучками. Но сегодня, когда мне стали известны иконы таких иконописцев, как Марков, Панкрышев и др., понятие «сибирок» требует определенной детализации. Опять же, что значит термин «народная икона»? Эта икона писалась для народа - крестьян, или же икона писалась народом - крестьянами? Если выделять понятие «сибирская икона», то оно слишком размытое, ведь Сибирь простирается от Урала до Владивостока, и на этой территории проживало много иконописцев. Каждый имел свой неповторимый «почерк», и их работы явно нельзя объединить в одну группу. Может, ввести, например, такое понятие, как «иконы, бытовавшие (или, предположительно, писавшиеся) на территории с. Сузун и близлежащих населённых пунктов (на территории Алтайского края, Томской губернии и т. д.)»? Сотрудники музея дали мне некоторые разъяснения. В своих статьях Н. Г. Велижанина пишет, что большая часть икон НГХМ собрана в 1968 году. Однако записей о поступлении икон в 1968 году нет. Иконы после экспедиций долгие годы хранились кучами и в мешках с какими-то прикреплёнными листками, на которых имелись записи. В то время иконами никто не хотел заниматься ещё и потому, что НГХМ - музей художественный и по определению должен изучать и хранить художественные произведения - картины художников. В архивные документы записи были внесены только в 1974 году и все они имели такое содержание, как, например, это: «Икона «Св. Николай Чудотворец». Поступила из села Нижний Сузун Сузунского района Новосибирской области, август 1968 года». Далее дата: «19. 06. 1974 год». Некоторые карточки учета еще более лаконичны: «Поступила из Новосибирской области». Информация о том, от кого конкретно поступила данная икона, либо утрачена, либо её не было вообще. Раз иконы лежали шесть лет без движения, можно предположить, что вышеперечисленные записи взяты «с потолка». Хотя тот факт, что проведено 11 экспедиций, никто не отрицает. Правда, экспедиции охватывали не только Сузун, но и другие районы Новосибирской области. На сегодня в НГХМ числится 133 иконы из с. Сузун, 68 - из Колывани (60 из которых - из церкви Александра Невского), несколько - из Черепанова, Искитима и других близлежащих селений. Также выяснилось, что сама Н. Г. Велижанина в экспедициях участия не принимала, а этой темой, к которой, как ни странно, никого не подпускала, стала заниматься примерно в 1974 году. Во многих статьях она пишет: «Большинство местных народных икон создано в Сузуне (сто двадцать)…»,7 однако доказательств этому не приводит. Отсутствуют достоверные факты, могущие пролить свет на их происхождение, к примеру записи: «икона была приобретена у… по адресу…», «со слов хозяев, досталась от…», «по воспоминаниям…, приобретена у Крестьянинова» или «на Сузунской ярмарке» и т. д. Но даже если икона приобретена в Сузуне, это не значит, что она там же и написана. А ведь в 1968 году были живы ещё свидетели начала века. Если человек родился, например, в 1900 году, то ему было 68 лет и он мог помнить, что в селе была иконописная мастерская и что кто-то писал иконы или торговал ими и т. п. К сожалению, сегодня время упущено. Утверждение Н. Г. Велижаниной, что «обилие икон и наличие признаков работы нескольких мастеров позволяют сделать гипотетический вывод о существовании в Сузуне иконописной мастерской, где работало несколько народных художников», весьма спорно и может быть принято лишь как предположение. Во время своей экспедиции в с. Сузун сотрудник Новосибирского краеведческого музея Мария Овчарова спрашивала у внучки Крестьянинова, помнит ли она мастерскую деда или его учеников. На что та отвечала: «Во времена моего детства он уже иконы не рисовал… Насколько я знаю, он всё делал один… Про мастерскую ничего не слышала…» Директор Сузунского краеведческого музея О. И. Чернакова поделилась информацией и о другом иконописце: «…Я узнала об иконописце Батанове из письма его внучки, Кротовой Клавдии Алексеевны, которое она отправила из Москвы 3 мая 1981 года директору музея М. Е. Земляницыну. В музее хранится это письмо. Там об этом написано только несколько строчек: «Мы являемся родственниками через нашу бабушку Речкину Татьяну Ильиничну - жену деда Батанова. Это был уникум, художник, умелец народный. Пожалуй, в окрестностях г. Камня и с. Сузун все церкви были расписаны им». На данный момент поиски информации об этом иконописце практически не велись. Я написала письмо в Москву племяннику К.А. Кротовой, которая уже умерла. Племянник о сибирских предках ничего не знает (только об отце, который родом из Сузуна и умер, когда сыну было 5 лет). Он сообщил мне, что жива дочь Клавдии Кротовой, пообещал созвониться с ней. Более о потомках ничего не известно, да и вряд ли они внесут какую-то ясность. Нет данных и о том, где и когда точно жил данный художник». Если судить по Вознесенской церкви (село Сузун), то она перестраивалась в 1886-88 годах. Может, он её тогда и расписывал? Или позже? А может, Батанов писал и иконы? До революции 1917 года существовал порядок во всём, велась чёткая документация. Думаю, если поработать в архивах, можно найти какие-то описи домовладений, домовые книги села Сузун, в которых указаны основные данные обо всех проживавших. Тогда можно точно выяснить, сколько иконописцев жило в Сузуне, например, в начале ХХ века, как их звали и т. д. Нужно поднимать местные газеты тех времён и искать объявления о продаже икон и т. п. О. И. Чернакова уже сделала запрос в отдел архива администрации Сузунского района, по информации которого там сохранились документы только с 1910 года. В этих документах упоминаний о каком-то другом иконописце нет. Значит, в с. Сузун в то время не существовало иконописной мастерской, а был единственный иконописец - Крестьянинов (Крестьяников). Теперь следует провести скрупулёзную работу в ГКУ НСО ГАНО, и уже тогда по результатам поисков делать более достоверные выводы. Далее в своей статье Н. Г. Велижанина пишет: «В семье его (Крестьянинова - прим. автора) внучки Н. А. Утенковой, живущей в Сузуне, хранится икона Богоматери Казанской со всеми характерными вышеперечисленными признаками…».8 Но как сегодня доказать, что именно эти признаки характерны для работ Крестьянинова? Нет фото той иконы, нет доказательств того, что данная икона в действительности существовала. У сотрудников НГХМ была в своё время возможность сделать и фото внучки с этой иконой в доме, и записать историю появления иконы в данной семье, и попросить родственников собственноручно записать воспоминания… Может, икона попала в семью позже, а может, она была приобретена на Сузунской ярмарке? Или привезена из другого региона родственниками жены? Увы, но и это навсегда останется тайной… Сегодня сотрудники краеведческого музея с. Сузун ведут поиск. Им удалось выяснить, что внучка Крестьянинова - Н. А. Утенкова - умерла, а её дети в Сузуне не живут. Они разыскали мужа внучки и с его слов выяснили, что иконы в семье давно нет, и, якобы, она была передана в музей ещё в 60-е годы. Но в музее с. Сузун икона «Богоматерь Казанская» отсутствует, также её нет и в экспозиции НГХМ. Если бы ответы на эти вопросы были получены своевременно, в 1968 году, сегодня в истории сибирской народной иконы было бы меньше белых пятен. А Велижанина продолжает: «Анализ трёх групп икон И. В. Крестьяникова позволяет предложить условную датировку периодов его работы: первая группа - 1880-е годы, вторая - девяностые, третья - начало ХХ века».9 По поводу этих датировок тоже возникают сомнения. Если на иконе не стоит дата, то определить, какого она года (1880-го или 1890-го), невозможно. Сегодня мы не знаем, с какого года начал писать иконы И.В. Крестьянинов и в каком году он написал последнюю свою работу, поэтому под любой его иконой (когда будет доказано, что именно это его работа) правильно писать «Конец ХIХ - первая четверть ХХ века». Ведь Сузунская ярмарка была закрыта в 1928 году. Возможно, что где-то в это же время перестали писать и продавать иконы. В общем, кругом одни «гадания на кофейной гуще» и отсутствие чётких доказательств. Если взять фотографии икон «Никола Чудотворец» из НГХМ, которые напечатаны в статье Велижаниной, то эти работы явно различаются между собой (по характеру рисунка, по цвету красок, по почерку надписей и др.) и, по моему мнению, принадлежат разным мастерам, хотя обе атрибутированы как «Крестьяников, 1890-е годы». Пользуясь материалами Велижаниной как руководством к действию, некоторые музеи пытаются делать самостоятельно атрибутацию и совершают ошибки. Так, недавно прочитал в Интернете: «Павлодар. 19 января. 2010 год. В канун большого церковного праздника Крещения Господня в Павлодарском художественном музее открылась выставка икон второй половины XIX века, хранящихся в фондах музея. «В нашей коллекции, - сообщила искусствовед Елена Дубовая, - …находится «Спас Вседержитель» - редкий экземпляр старообрядческой авторской иконы, её создатель - сибирский иконописец Иван Крестьянников, известный своим особым чувством цвета. Её несколько лет назад атрибутировали павлодарские искусствоведы Ирина Никифорова и Евгения Черных. В нарушение древних традиций икона подписана автором. Они доказали, что это подлинная авторская работа…».10 Из Сузунского краеведческого музея мне сообщили: «Узнавали в Павлодарском художественном музее, правда ли, что у них подписанная Крестьянниковым икона. От них пришло письмо, что подписаной иконы у них нет, как писали на сайте. Они атрибутировали иконы сами…» Я связался с Г. Исаевым, лучшим специалистом в нашем городе по так называемой сибирской народной иконе, и задал вопрос: «Когда вы встречались с Н. Г. Велижаниной, спрашивали ли её о доказательствах того, что именно эти иконы написаны И. В. Крестьяниновым?» На что получил ответ Исаева: «С Велижаниной я встречался в 1986 году или начале 87-го, точно не помню. Как мог разговаривать никому не известный в то время провинциальный коллекционер-неофит с ведущим искусствоведом крупного культурно-исследовательского центра, каким был тогда музей искусств в Новосибирске? Я привёз с собой полтора десятка, на мой взгляд, наиболее значимых и интересных икон. Мы их обсудили, а некоторые Велижанина помогла атрибутировать. Она угощала меня чаем, мы с ней разговаривали. Я рассказал, откуда иконы и т. д. А задавать вопрос: «Насколько достоверны Ваши сведения?», было бы верхом наглости. Она мне уделила время, и я был почти счастлив...» Вот так и было. Все боялись задавать вопросы. Это и привело к тому, что утеряна сама возможность точной атрибутации. Работники музеев Новосибирска также согласны с тем, что установление авторства сузунских икон - вопрос сложный и потребует не одного года работы. Из вышесказанного следует несколько выводов: в с. Сузун был иконописец, которого звали Иван Васильевич Крестьянинов (с одной буквой «Н», имя Крестьяников сегодня нужно забыть). Раз он числился в 1910 году иконописцем, то в это же время и писал иконы. Его работы можно датировать первой четвертью ХХ века. Они есть в Новосибирском государственном художественном музее и в других музеях, но какие именно - не известно. Если был иконописец, то можно некоторые иконы объединить в одну группу и назвать их «сузунские», но, опять же, какие? Хочу обратить внимание на то, что о многом может рассказать и доска, на которой написана икона. Например, село Сузун находится в окружении соснового бора. Следовательно, весьма вероятно, что основа иконы, писанной в Сузуне, будет изготовлена из сосны. Ещё один любопытный факт: в Сузунском краеведческом музее есть экспонат - стол-конторка, внутри ящика которого имеется бумажная этикетка с текстом: «Мебельная мастерская В. Владiмирова въ Сузунъ». Мастерская находилась на улице Томской (ныне ул. Калинина). Можно предположить, что и основу для своих икон И. В. Крестьянинов заказывал именно в этой мастерской. Тогда доска должна быть аккуратной, с видимыми станочными распилами и обработкой, с преобладанием торцовых шпонок, а не тыльных. На сайте Сузунского краеведческого музея я узнал, что «…В этот же период (1850-е гг.) при Сузунском заводе, помимо школы грамотности, были школы столярного и резного мастерства, для чего тоже избирались способные мальчики и обучались особо, преимущественно мебельному производству, и надо сказать, что сузунская мебель была известна в целом крае и славилась своей доброкачественностью… труженики воспроизводили мебель даже по рисункам с Парижской выставки … такие серьёзные работы делались из простой сибирской берёзы, которая по особому способу обжигалась и по наружному виду почти не отличалась от ореха, а прочностью превосходила. Такими виртуозами искусства были Батанов и в особенности Владимиров, произведения которого славились под названием «Владимировские работы»…».11 На четырёх иконах из Сузунского краеведческого музея есть и торцовые, и тыльные шпонки - это тоже даёт основание предполагать, что они писаны различными мастерами. Известно, что в мастерских доски для икон изготавливали мастера-древоделы. Художники, как правило, этим не занимались, а если и делали такую работу, то её качество было хуже в разы. В этой заметке о «виртуозах» столярного и резного ремесла говорится о неком Батанове. А может, это тот Батанов, который расписывал церкви (о нём я говорил выше)? Тогда, возможно, он мог качественно изготавливать основу для иконы и на ней писать? Поэтому не исключается тот факт, что какие-то иконы в собрании того же НГХМ принадлежат руке Батанова. Значит, необходимо продолжить поиск достоверных доказательств того, какие именно иконы написаны И.В. Крестьяниновым и именно в с. Сузун. К сожалению, и сегодня нет должного отношения к иконе как к историческому памятнику, даже в церквях. То масляной краской для пола «намажут» икону, то отдадут доморощенному «реставратору», то гвоздями прибьют. В одной церкви увидел достойную икону, писанную на сусальном золоте, но её третья часть была отпилена: не входила в киот, который был совсем от другой иконы. Подобное отношение к памятнику культуры и предмету культа считаю поистине варварским. Конечно, лучше иконы хранить в музеях, где хотя бы соблюдается температурный режим. В церквях такая возможность есть далеко не везде. Конечно, музеи тоже совершают ошибку, прибегая к услугам псевдореставраторов, после вмешательства которых зачастую уже невозможно определить подлинное авторство икон. Работа по поиску мастерских в Кузнецком крае продолжается, и каждый раз совершаются хоть и маленькие, но открытия. Так, недавно в руки ко мне попала меднолитая икона «Спас Нерукотворный» (размеры 8,1Х8,4) из г. Кемерово, доселе неизвестная. Её нет ни в одном каталоге мира. Грубая отливка иконы даёт основание предполагать, что она изготовлена в непрофессиональной мастерской. А если учесть тот факт, что её владелец рассказал о повторном попадании ему в руки такой иконы, то можно сделать предположение о существовании в Кузнецком крае до революции 1917 года мастерской по изготовлению меднолитых икон. Также продолжается поиск иконописцев Кузнецкого края и бывшей Томской губернии. Но этой работой нужно заниматься постоянно. Будучи в Новосибирске, я зашёл в несколько антикварных магазинов. И в каждом нашёл хотя бы одну «народную» икону. На оборотных сторонах некоторых икон встречались надписи, которые были сделаны ножом или острым предметом по дереву, о чем говорят характерные углубления. Они плохо поддавались расшифровке, но заинтересовало то, что в конце каждой надписи на трёх разных иконах из разных магазинов имелись одни и те же начертания в виде перечеркнутых крестами букв «О». Может, это и есть «подпись» иконописца? Или некий зашифрованный текст, как у Грабаря, который в криптограммах отражал свою прибыль (за сколько продал и т. д.)? Статей на тему: «Что значат надписи на оборотных сторонах икон?» я почти не встречал, за исключением статьи И. Бусевой-Давыдовой «Сим образом благословлен ковровский купеческий сын…»: О чём рассказывают надписи на иконах?».12 Из этой статьи становится ясно, что надписи могут содержать имена: иконописца, заказчика, дарителя (например, дарение иконы церкви) или указание на принадлежность к общеизвестному иконописному центру. Про надписи на иконах также говорится в статье научного сотрудника НХМ А. В. Клещевского «Иконы неизвестного иконописца Кузнецкого уезда XIX века в собрании Новокузнецкого художественного музея».13 Автор пишет об определённой группе икон из собрания НХМ: «…очень важным подспорьем, усиливающим тезис о едином авторстве данной группы икон, является наличие на оборотах большинства из них процарапанных надписей с названиями деревень проживания заказчиков, их именами-отчествами-фамилиями и названиями заказанных образов. На восьми образах написаны наименования деревень, большинство из которых сохранилось и находится в пределах Новокузнецкого, Прокопьевского и Беловского районов Кемеровской области: Калачёво («КАЛАЧЕВО»), «КОРОЧУНКОВА», Задубровино («ЗАДУБРОВИНА»), Сафоново («САФОНОВА»), «СЕРГЕВА», Томское («ТОМСКАЯ»), Красулино («КРАСУЛИНА»), Боровково («БОРОВКОВА»). Все вышеизложенные признаки позволяют сделать обоснованное предположение о существовании в XIX веке на юге нынешнего Кузбасса - бывшего Кузнецкого уезда Томской губернии - иконописной мастерской, выполнявшей заказы для местного рынка...». С моей точки зрения, этот вывод сделан автором несколько поспешно, потому что нет непреложных доказательств того, кто именно сделал эти надписи и для чего. Ведь, как я уже говорил выше, даже имя на иконе имеет несколько вариантов истолкования и, соответственно, различные значения в зависимости от того, насколько правильно расшифрована надпись. Однажды в руки мне попала икона от жителя Кузнецкого края с выпавшей шпонкой. На тыльной стороне шпонки была надпись, сделанная карандашом: «Городъ Чистополъ Камавая улица домъ А. П. Соколова столярная мастерская 1907 года 27 января М.С.П.». Эта надпись подтверждает то, что доски для икон заказывались отдельно, в данном случае в столярной мастерской. Возникает вопрос: есть ли смысл иконописцу заказывать доску с накарябанной надписью, которая содержит название иконы, фамилию заказчика и название населённого пункта? Сомнительно. Если уж и делать надпись (например, нужен данному заказчику определённый размер иконы), то лучше карандашом, как в вышеназванном случае. Но, может, в то время и в той местности, где делалась надпись на иконе, карандаш был большой редкостью? Читаем далее: «…иконы написаны на сосновых досках…» Но сосна растёт во многих регионах России, т. е. доску могли изготовить где угодно. А. В. Клещевский продолжает: «…восемь икон имеют задние врезные шпонки, два образа - св. Николая и Божией Матери Смоленской - торцевые, один - св. Анисии - без шпонок… у четырёх икон есть выделение средника углублением в виде ковчега…» Все перечисленные признаки говорят о том, что данные иконы нельзя объединить в одну группу. И более вероятно, что их доски сделаны в разных мастерских, о чём я говорил выше. Стоит задать вопрос: зачем делались надписи? Как пишет А. В. Клещевский, это имена заказчиков. Хорошо, пусть так. Но зачем их нацарапывать? Может, тот, кто делал надпись, хотел, чтобы она сохранилась надолго. Или надписи делали далеко от места проживания заказчика, и требовалось, чтобы при долгой перевозке они не стёрлись (например, как карандашные). Заказы икон могли выполняться в любом регионе России, а потом иконы продавались, например, на сузунской ярмарке. О том, что эти иконы имеют характерные признаки другого региона России, говорила и И. А. Евтихиева при посещении НХМ: «…их подписывали сами «суздалы», так называли владимирских мастеров в Сибири…». Думаю, что не нужно исключать и следующие варианты происхождения надписей: Надпись сделал сам хозяин иконы, чтобы его имя не стёрлось в случае передачи иконы на долгое время (например, для организации молельного дома, для отправки в какую-то далёкую местность для благословения того или иного монастыря и т. п.). Сделал сам торговец, чтобы не забыть, кто и что ему заказывал из икон и т. д. Возможно, надписи сделаны не в мастерской. Например, они означают завещание кому-то или распределение. Если взять «Статистические сведения по г. Кузнецку Томской губернии за 1892 год»,14 то в ней нет упоминания о каком-то иконописце. Но всё же я думаю, что иконописцы в Кузнецком крае были. Во всяком случае, появлялись эпизодически. Хотя пока их работ не найдено. А что касается известных на сегодня, то не доказано, что они местные. Поэтому кропотливая работа будет продолжена, и она, несомненно, принесет множество интересных открытий. ___________________________________ Н. Г. Велижанина «Народные иконы Новосибирской области из Новосибирской картинной галереи». Журнал «Музей 4», Издательство «Советский художник», 1983 г., стр. 87-92
Архив Администрации Сузунского района. Фонд «Районный земельных отделов Сузунского района Новосибирской области» Ф. 7, Оп. 1, Д. 17, Л.105.
Н. Г. Велижанина «Народные иконы Новосибирской области из Новосибирской картинной галереи». Журнал «Музей 4», Издательство «Советский художник», 1983 г., стр. 87-92.
И.А. Евтихиева «Иконописная мастерская И.А. Панкрышева в Томске» http://senkov.sitecity.ru/ Мстера. http://slovari.yandex.ru/Мстёра «Промышленные и торговые заведения слободы Мстёры в 1911 году». Текст опубликован в материалах областной краеведческой конференции «История населённых мест Владимирской области» (19 апреля 2002 г.). http://www.vomstyore.ru/publ/stranicy_istorii/promyshlennye_i_torgovye_zavedenija_slobody_mstery_v_1911_godu/43-1-0-83
Н. Г. Велижанина «Народные иконы Новосибирской области из Новосибирской картинной галереи». Журнал «Музей 4», Издательство «Советский художник», 1983 г., стр. 87-92.
Там же.
Там же.
Т. Карандашова «Дары волхвов и художников» http://www.novoevremya.kz/news/Daryi_volhvov_i_hudojnikov/
Сузунский краеведческий музей. http://www.susun.ru/suzunskij_kraeved_museum
И. Бусева-Давыдова «Сим образом благословлен ковровский купеческий сын…»: О чём рассказывают надписи на иконах?». Журнал «Антиквариат, предметы искусства и коллекционирования». № 11(42) ноябрь 2006 г., стр. 30-40.
А.В. Клещевский «Иконы неизвестного иконописца Кузнецкого уезда XIX века в собрании Новокузнецкого художественного музея». http://artkuznetsk.ru/nauka/konferentsya
«Статистические сведения по г. Кузнецку Томской губернии за 1892 год». ГАТО ф. 234, оп 1, д 196, л. 2-20. Взято тут: http://artkuznetsk.ru/nauka/konferentsya/50year/3647
|
Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарии или открывать новые темы.
Зарегистрироваться вы можете перейдя по адресу: http://www.susun.ru/register
|
