Сузун. Сузунский район. | |||
Форум | | Фотоальбомы | |
|
Разделы:
- Страсти вокруг Сергея Фролова.
- Сузунка пошла! Апрель 2018. - В сузунском районе найден старинный паровой трактор. - Герб Сузунского района и посёлка Сузун . - И опять Сузун весенний! Весна 2017. - Ещё вчера, на солнце млея, последним лес дрожал листом. - В Сузуне открылся миниаквапарк. - День рыбака 2016. - Сузун замагазиненный. - Масленица в Сузуне. - Вспомним друга. - Крещение. Сузунская купель 2016. - Пятый участок.
|
ТОВАРИЩЕСТВО МОШЕННИКОВ НА ПАЯХ.
Редактор: cepbiu
Если захотите попасть на мельницу Якова Мерца и Владимира Муля, не забивайте голову адресом. Там, где кончается Сузун и начинаются дороги на деревни, стоят дома. Найдите красивый, ухоженный двор — это и есть мельница. — Вот привез тринадцать рябиновых кустов. Один оказался лишним. Вроде земля одна и саженцы из одного хозяйства, дождь поливает один, а посмотрите, как захирело деревце. Ничье оно — вот в чем дело. Земля не может быть ничейной, — говорит Муль. Зачем хлопоты с мельницей? Чтобы устоять на рынке зерна. Частный элеватор мошенничает. Попробуйте вышку (высший сорт) получить. Не говоря уже о том, что 2—3% клейковины спишут. На мельницу деньги получены от немецкого «Общества развития», которое отслеживает работу немцев в нашей стране. Каждый год я непременно заезжаю на мельницу. На этот раз экономист Владимир Христианович Муль был мрачен, как никогда. — Кажется, доводят нас до предела. Неужели придется бросить землю? Он держит на весу сотни доверенностей крестьян из разных деревень на оформление права на земельную собственность. Это судьбы сотен семейств, чьи отцы и деды пахали и сеяли всю свою жизнь ни за грош, ни за копейку. За палочку. За трудодень. Процедура оформления крайне запутанная и сложная для понимания крестьянина. К тому же требующая денег, которых в колхозе не наживешь. Люди идут со своими земельными паями к фермерам, которым верят. Но даже лучшие из них (как правило, с высшим образованием) не в состоянии пробить чиновничью блокаду. Известно, что неоформленные паи поступят в так называемое доверительное управление. Попросту говоря — в распоряжение чиновника. — Колхозное лобби заинтересовано в этих паях? — спрашиваю. — Несомненно. Но страшен не вчерашний председатель колхоза. Он хоть не самый эффективный хозяин, но все-таки человек земли. Страшен дядя с большими деньгами, для которого земля — предмет спекуляции. Ему хоть трава не расти. В соседней деревне Каргаполово в хозяйстве сменился седьмой собственник. Земля зарастает, крестьянин нищает. Если дело доходит до суда, побеждает тот, у кого деньги. Самое интересное оказалось в том, что среди тех, кто доверил Мерцу и Мулю свою землю, — десятки семей из той самой деревни Ключики, которая пятнадцать лет тому назад изгоняла главного агронома и главного бухгалтера не только с их должностей, но и из собственного дома. А что же тогда случилось? — Бригада в поле не пойдет! Все! Бастуем, пока с ними со всеми не разберутся. — Почему у агронома трактор есть, а у меня его нет? — Ишь чего захотели начальнички… Все под себя подгрести, а мы опять босы остались… — Пусть ответят, почему поле зеленым сделалось после уборки? — А где были фартуки для комбайна? — Все идет от председателя. Ездит в район на колхозном бензине — и толку нету. Он с ними заодно. — Выгнать их всех из колхоза! — Нет, пущай в деревне живут, но поселить в другие квартиры. А то сильно много понастроили себе. — Чо вы несете? Они же не воры какие… Могут и в суд подать. Вы чо, сдурели? Надо было сразу их пресекать… — А с чего у них такая прибыль вышла? — Приходят прямо на скотный двор и лучшую нетель себе берут. Вертай все назад в колхоз… И телушку тоже… — Я лично не понимаю, как можно быть главным специалистом и землю свою иметь… — С должностей всех снять. — Постойте, я вот интересуюсь, где ихие дети учиться будут. Неужели с нашими дитями? — И детей выгнать… Это фрагмент не из «Поднятой целины». Это общее собрание колхоза имени Кирова Сузунского района Новосибирской области. На дворе — 25 октября 1991 года. В самом начале 90-х годов вышел указ, согласно которому каждый крестьянин мог дополнительно к своему участку получить два га земли. Семеро ведущих специалистов колхоза имени Кирова взяли землю и посадили картошку. Трудились допоздна. В поле выходили после основной (колхозной) работы. Почему-то запомнилось одно воскресенье. Не один грузовик пропылил мимо картофельных полей. С песнями люди ехали на пикник в страдную пору. Закупленная весной картошка по 25 копеек за килограмм осенью пошла за рубль. Это был сюрприз. Ошеломляющий. В руках оказались не деньги, а деньжищи. Целых 41 тысяча. Сначала разделили на семь частей. Поразмыслив, купили трактор. Все оформили по закону. Вот с трактора все и началось: почему он у них есть, а у меня его нет? — Давайте деньги и забирайте трактор! — сказали смельчаки. — Нет, не нужен нам трактор. Но пусть и у вас его не будет. Деревня Ключики гудела. Бригада в поле не вышла. На общее колхозное собрание люди шли семьями. В клубе яблоку не упасть. Когда пришел 240-й колхозник, регистрацию прекратили. И сегодня, спустя пятнадцать лет, Владимир Христианович помнит, что основной мотив обвинения был такой. Его точно сформулировал колхозник Владимир Куренков: «Почему-то раньше молчали и, если бы у них на участке ничего не выросло, даже посмеялись бы над ними. А теперь, когда они получили хорошую прибыль да купили новый трактор, мы начали обсуждать их действия. Сразу надо было пресекать эту самодеятельность. А теперь пусть уходят с должностей». Масло в огонь добавила фраза Владимира Муля: «У колхоза будущего нет. Он обречен». Это была не фраза. Долгими зимними вечерами экономист и агроном размышляли над одним и тем же: почему люди год работают, а как итог подводить, опять прослезились. Существовал и до сих пор существует миф, созданный властями: «Наш колхозник никогда не поймет, что такое частная собственность на землю». Эти слова произнес председатель колхоза в разгар собрания. Врал председатель. Зайдите на колхозное поле, а потом на частный огород. Как будто разные люди работают. При любой форме обобществления земель у крестьянина всегда оставались кусок земли и коровенка. Я еще помню, как в хрущевские времена то в одном краю деревни, то в другом нет-нет да и раздадутся крик и плач. — Что это? — спрошу я. — Да это у Марфы и Тимошки огороды обрезают. Не огород — жисть урезают… — Не присутствовал ли на собрании национальный мотив? — спрашиваю. — Вот чего не было, того не было. Мы все немцы. Но именно немцы ругали нас сильнее. Как люди практичные, они сразу поняли, что, оставшись в колхозе, они проиграют. Мы, уйдя из колхоза, начнем жить иначе. Из собрания извлекли еще один урок: бедного человека можно довести до чего угодно. Это страшно, но надо понять. Бедность глаза застит и не допускает мысли, что другой может жить иначе. Властям выгодно держать народ в нищете. Им легко управлять. Разлом крестьянской жизни 90-х годов, когда забрезжила экономическая свобода, прошелся не по одной семье. — Уйдешь из колхоза, ты мне не сын, — кричал отец. А сын уходил. Оставался без средств существования, но прочно держался за клочок земли. Она и спасала. Итак, семеро ведущих колхозных специалистов, изгнанных из колхоза, создали крестьянское фермерское хозяйство «Дружба». Завели амбарную книгу. Все документы дублировались. Не покидало ощущение, что однажды придут и все отнимут. Сегодняшнее хозяйство Мерца и Муля — одно из сильнейших в Новосибирской области. К ним обращаются за помощью так называемые падающие хозяйства. — Есть такая грань между самостоянием и падением. Если подоспеешь с помощью, хозяйство устоит. Держится такая помощь на принципах простого товарищества. Как правило, все начинается с обустройства полевых станов. Создаешь условия, люди работают с утра до ночи. Вот взяли падающую Харьковку, засеяли гречихой. Земля не дичает. Рабочие места появляются. Деревня оживает. Ну и откуда такая печаль у Владимира Христиановича? — Все уйдет в тартарары, если не изменится аграрная политика, учитывающая потребности сельского жителя. Многоукладность хозяйства — это не выдумка. Какой человек — такова форма собственности. Это единственная выгодная политика как для страны, так и для отдельного человека. Как экономист Муль считает, что есть три болевые точки в развитии сельского хозяйства. Ликвидация диспаритета цен. Сейчас соотношение цен на топливо и зерно примерно 15:1. Когда-то было 3:1. Надо к этому вернуться. Как? Вот, допустим, вам для обработки земли нужно 120 тонн топлива. Рассчитайте соотношение три к одному. Все, что сверх, покупаете по рыночной цене. Если вы плохой хозяин и расходуете на один га больше топлива, чем по норме, — дело ваше. Будете платить дороже. Как было раньше? Если вы сдаете быка весом более четырех центнеров, получаете сверх нормы 30%. Это и есть экономический стимул. Без решения вопроса о ГСМ деревня не двинется. Кредит. Почему раньше трудно было взять технику или просто невозможно? Требовалось имущество под залог. Цены залоговые брались с потолка. Сегодня существует отличная программа. Ты покупаешь комбайн, к примеру, под залог его и отдаешь. Больше того, государство возмещает банку 2/3 от 13%. Но… Снова заработал чиновничий ресурс: кому возмещают, кому нет. Мерцу и Мулю не возместили в прошлом году. Посчитали, что документ представили поздно. Кредит брали в миллион рублей. Каждая копейка — на счету. Связываться не стали: себе дороже! Когда внедряется чиновник, начинается торговля тем, что чиновнику не принадлежит. Земля. Сегодняшняя головная боль для фермеров — перерегистрация свидетельств на земельный пай. Они ощущают свою ответственность перед другими людьми. До сих пор непонятно, что может случиться с клочком земли, политым потом не одного поколения. Тревожат слухи, что землю надо будет выкупать. Ну хорошо, не подходит нашей стране зарубежный фермерский опыт. Но есть опыт Армении, где распределение земель стало прерогативой общины. Чиновник не был допущен к земле. Армянский земельный опыт оказался оптимальным. ...Все-таки я не выдержала и спросила: — Как же вы защищаете землю тех, кто бичевал вас, кто хотел ваших детей выгнать из школы? — А я уже тогда их простил. Бабушка с детства учила прощению. Хорошее это дело. Облегчает жизнь. Люди, к счастью, меняются. Неизменна только власть. Хоть тогда, хоть сейчас. Спросила, какие свойства натуры позволяют выжить в экстремальных условиях. — Те же, что нужны человеку, работающему в поле. Хладнокровие. Готовность встретить любую беду как имеющую право быть. Мы же не злимся на ранний снег, на несвоевременный дождь. Вот сейчас, наверное, гречиха не опылилась. Ну и что? Из этого состоит наша профессия. Богат не станешь. Горбат будешь. Впрочем, богатство все-таки есть — общение с землей. Больше всего на свете боюсь потерять это богатство. Выдержал паузу и с силой произнес то, о чем много думал: — Вот до сих пор сотрясают воздух: где силаевский миллиард? А он здесь, в фермерах. Средства переходили от одного к другому. Вся техника, которую мы до сих пор покупаем, — фермерская. …Он протягивает мне протокол общего собрания. Дарит на память. — Так что это было? Раскулачивание? — Нет. Нас же не сослали на Колыму. Мы это тогда уже отмечали. Это была репетиция другого процесса. — Какого? — Раскрестьянивания. Отъема земли у крестьян… Логика отъема та же самая. Умопомрачение. А теперь, читатель, внимание! Доводилось ли тебе задумываться над одним явлением, которое имеет для России принципиальное значение? Итак, уже в середине 80-х годов шло дикое растаскивание коллективной собственности. Допустим, председатель колхоза говорит на общем собрании: — А давайте спишем этот двигатель. Он совсем не годится. И называет, как положено, номер. — Отчего не списать? Списывай… Руки подняты «за», хотя потом оказывается, что списали «КамАЗ» или новехонький комбайн. В 90-х, когда начался полный развал, рядовой колхозник мог утащить или колесо от старого трактора, или шифер от опустевшего коровника. Чиновник запустил слух: народ у нас вороватый. С ним ничего сделать нельзя. А воровала власть. …Когда механизатор Лосев из Верх-Жилина Алтайского края, выйдя из колхоза, решил оставить себе старый «КамАЗ», на котором проработал четверть века, колхоз передал все средства производства районной администрации, а Лосева принуждали заплатить часть колхозного долга. Миллионов у мужика не оказалось, и он отступился. Хотя поначалу решил судиться: ведь не может быть, чтобы отец, мать, дед, жена, которые работали в колхозе, ничего не заработали. Вот тогда мать сказала: — Сынок, не судися с властями. Сошлют нас… — Мать, мы уже давно сосланные. Неужели ты ничего не поняла? Куда еще ссылать-то… — Ой, да у их местов, куда сослать нас, как у дурака махорки. …Что же делает крестьянин, когда в колхозе прекратили всякую оплату труда? Он завел в своем личном хозяйстве еще пять свиней. Дополнительно к тем трем, которые у него уже были. Как объясняла мне доярка Галина Баева, оставшаяся без работы: «Одна свинья — на еду в зиму. Вторая — если дети заболеют. Третья — чтобы по осени детей в школу собрать» (Новозырянка. Алтайский край). Потом не замедлило появиться банкротство хозяйств. Любых. Даже тех, что в долгах не были. Институт так называемых управляющих один и тот же: эти халявщики переходят с места на место, набивая себе карман. Под нож идет даже племенной скот, пустеют фермы. Куда увозится мясо, никто не знает. Почему колхоз со всей техникой может быть продан за… 28 тысяч рублей, никто не знает. Иногда имущественный пай колхозника определяют в… сто рублей. Как это случилось в Новозырянке. Мошенничество путем банкротства оказалось неостановимо. На всех уровнях власти знают, что это грабеж. Итак, на этот раз крестьянин остался без колхоза, совхоза, где он мог подешевле купить поросенка, корм для скотины, попросить машину, чтобы везти ребенка в больницу. Но и тогда, оставшись, казалось бы, без средств к существованию, не стал заламывать руки, метать громы и молнии и, главное, не поднял вилы на власть. А мог бы, как считает глава районной администрации села Налобиха Алтайского края Иосиф Абрамович: «Не могу понять этой природы долготерпения». Если надо учить детей в институте и за это платить деньги, заводят до 40 свиней, как видела все в том же Верх-Жилине. Такую работу в деревне называют «заря с зарей смыкается». То есть работа с утра до ночи. В Америке хозяйство, продающее сельхозпродукцию стоимостью в тысячу долларов в год, может быть названо фермерским. По сведениям одного из ведущих специалистов по земле Владимира Казарезова (лауреата премии имени Столыпина), таких фермеров, как американские, в нашей стране не менее двух миллионов. Статус личных подсобных хозяйств до сих пор не определен. Уходя с головой в свой скотный двор и огород, крестьянин фактически спас Россию от социальных потрясений. Вот он-то рыночником и оказался, и никакая школа капитализма ему не понадобилась. Когда я спросила алтайского фермера из села Контошино Владимира Устинова, как он, молодой колхозник, стал фермером, он сказал: «А земля-то у дома была своя». Надо ли говорить о том, что деды многих фермеров были раскулаченными. Зов земли сродни инстинкту. Он сработал и во втором и третьем поколениях. Потому не правы те социологи, которые считают, что к 1991 году в стране не было экономически независимых от государства людей. Все-таки были! Не говоря о готовности стать таковыми. Если мы не можем помочь крестьянину, как это сделали в Китае, то надо просто не мешать ему организовать житье-бытье на своем участке земли. Неслучайно ряд экономистов считают, что знаменитые китайские реформы начались именно с деревни, поскольку власть боялась пауперизации населения, массового обнищания. Но более всего власть боялась, что эта голь перекатная хлынет в города и создаст социальное напряжение. Последний бастион — краюшка земли — берется сегодня властями, о чем многие граждане не подозревают. По некоторым данным, в девяностые годы было определено 12 миллионов земельных паев. Официальные данные: в стране — 40 миллионов участков земли, из коих только 20% оформлены как частная собственность. Вполне возможно, что однажды крестьянин (и не только, но и огородник, садовод) узнает, что его огород или приусадебный участок собственностью не является. В массе своей люди имеют свидетельства, выданные местной администрацией. Чтобы земля вам принадлежала и вы могли ею распоряжаться как собственностью (продать, передать в наследство), она должна попасть в Госреестр. Должна пройти, как говорят крестьяне, через священную Регистрационную палату. Гражданам, имеющим землю, вменяется в обязанность составление кадастрового плана участка. Поскольку земельные отделы часто работают в паре с Регистрационной палатой, хлопот не оберешься. (Пример — попытка жителей двух сел Белореченского района Краснодарского края самоопределиться в обход администрации района, то есть согласно Земельному кодексу. И даже прокуратура, бывшая на стороне крестьян, не помогла. Победил чиновник.) Для большинства мелких землевладельцев операции по кадастровому плану недоступны по чисто финансовым соображениям. Специалисты по земле считают, что определение кадастра — это дело государства, а не отдельных граждан. В Государственную Думу поступил законопроект о внесении изменений в законодательные акты, связанные с землей. В нем по-прежнему кадастровый план является правоустанавливающим документом. Наибольшее беспокойство у мелких землевладельцев вызывает то положение законопроекта, согласно которому чиновник имеет право определить: земля будет выкупаться или отдаваться бесплатно. (По крайней мере точно известно, что решающую роль здесь играют законы того или иного субъекта Российской Федерации.) — А какой же субъект откажется содрать с нищего деньги? — спрашивает меня давний друг нашей газеты Александр Никитин, сопредседатель движения «Наша земля». …Все никак не могла понять, что выигрывает государство от обезземеливания мелкого собственника. Неужели власть покинул инстинкт самосохранения и уже никто не боится социальных потрясений? Заместитель главы администрации Сузунского района Новосибирской области Александр Дубовицкий нынешней осенью объяснил мне природу такого притеснения. «Государство в процессе построения вертикали власти так влюбилось само в себя, что опомниться не может, для чего оно существует. Сейчас любые действия, затрагивающие коренные интересы людей, воспринимаются им как проявление силы и могущества. Эта иллюзия власти поддерживается нашим терпением». Все это происходит на фоне сладостных речей нашего президента. «Песнь песней» — так называют мелкие землевладельцы ту часть послания Федеральному собранию (2005 г.), где говорится о необходимости такого оформления права на землю и объекты недвижимости, которые были бы необременительны для граждан. Чего стоит такой пассаж: «Такой порядок легализации должен быть максимально прост для граждан, а само оформление документов не должно создавать для них дополнительных проблем». Одно из двух: или президент не владеет ситуацией, или на землю пришли люди, для которых президент Путин — не указ, как сказал директор межгривненской сельской школы Евгений Давыдов, убедившись в этом на собственном опыте.
Версия для печати ---> Версия для печати Только зарегистрированные пользователи могут оставлять комментарии или открывать новые темы. Зарегистрироваться вы можете перейдя по адресу: http://www.susun.ru/register |