65-летию
великой
победы
посвящается
Жил у нас в слободке старичок-пенсионер. Звали его все Щепоткой. Жена про него говорила: «Мой Щепотка ушел рыбу ловить...» Или, заметив соседку, крикнет бывало: «Семеновна! Зайди, возьми пару язьков. Щепотка наловил, сама с ними не управлюсь...»
Прозвище старику дали за малый рост и щупленькую фигурку. Посмотришь на него и подумаешь: «А ведь, действительно,— щепотка».
Щепотка работал то сплавщиком леса на реке, то на лесопильном заводе. И еще бы трудился, да болезнь подорвала здоровье, вышел на пенсию. Теперь он только тем и занимался, что рыбачил. Все затончики, заливчики, омутки знал на реке. Знал и пору ловли.
Однажды деда остановили на улице ребята:
—Ты, Щепотка,— говорят,— все реки и озера изъездил, и вроде море тебе по колено, а где лучше всего сазанов ловить,— не знаешь.
—Кто-о-о? Я-то?.. — озлился дед.
—Не знаешь, не знаешь! — поддразнивали парни.
—Сазанов-то? — как бы что-то припоминая, переспросил Щепотка — Идите-ка сюда. Скажу уж. Только, чур, про это место ни-ни,приложив палец к губам, предупредил старик.
Ребята обступили деда, и он зашептал:
—В Козьем ерике сазанов нужно ловить, где бабы белье полощут, знаете?
- Да ты что, Щепотка, смеешься над нами? Там одни лягушки, — возмутились парни.
Щепотка, легонько оттолкнув от себя ребят, сердито пробасил:
—Вам же только их, лягушек, и ловить. Желторотые вы, а туда же, над Щепоткой смеяться.
И ребята, огорченные неудачей, пошли своей дорогой. А Щепотка погрозил им вслед:
— Же-е-елторотые!..
Неприязнь между стариком и ребятами зародилась неслучайно. Как-то по весне вода из заливов и ериков быстро начала спадать, ну и рыба после икрометания скатывалась вместе с ней. Парни перегородили ерик сетью, начали лов. Случись тут и Щепотке в тот ерик ехать. Увидя сеть, старик весла бросил, свесился за борт и схватился за нее. А парни с берега просят:
—Осторожно, дедушка... Снасть нашу не порви...
— Ах сна-а-а-асть вашу?! — ласково говорит Щепотка, а сам перебирается по веревке, подводит лодку к берегу, на котором стоят ребята.— Хороша снасть-то, только что же это вы? Не понимаете, что сейчас рыба икру мечет и ей свобода нужна!
И хвать в это время ножом — веревку и перерезал. Потащило течение его с сетью в реку. Сел дед за весла, подъехал к другому берегу ерика и там обрезал веревку. С тех пор ребята злобу и затаили на старика и поэтому проходу не давали.
Мне было около четырнадцати лет, когда произошла моя первая встреча с Щепоткой. Как-то я пришел с удочками к реке — думал окуньков половить — и вижу: лежит на берегу, на сене, свернувшись калачиком, Щепотка; удочки закинуты, поплавки не подвижны, а сам похрапывает.
Я отошел немного, начал разматывать удочки. Закинул одну, другую. Наверно, нашумел. Щепотка и проснулся.
—Ну-ка подойди ко мне. Садись, рассказывай, чей ты? — сказал старик.
Я подошел, присел, объяснил, что мы в слободку переехали недавно из города.
—Новый, приезжий, значит? — и, помолчав, добавил: — Не клюет, вот я и решил подремать. Хочешь завтра с ночевкой пойти
со мной на омут? Сомята там берут. Самая пора теперь.
На другой день, к вечеру, я прибежал к деду. Он осмотрел мои удочки и, покачав головой, ушел с ними в сарай. Оттуда он вынес вместо четырех моих две свои и сказал:
—Возьми эти, а за своими завтра забежишь.
Это были похожие на палки тяжелые удилища, обмотанные шнуром с большими крючками на конце. Мне было жаль оставлять свои аккуратные, с тонкими кончиками ореховые удочки, и я недоумевающе посмотрел на Щепотку.
Он ободрил меня:
— Ить сом не густерка, не окунек. Его только такой снастью и надо ловить. Бери, бери. Верь старику.
Мы шли не спеша. Щепотка что-то тихонько напевал, а я думал об омуте, представляя его какой-то громадиной, почти круглой ямой, а воду в ней черной и обязательно бурлящей. Когда Щепотка по тропинке сквозь заросли лозняка вывел меня на берег и сказал «здесь», я разочарованно посмотрел на спокойно текущую реку под метровым обрывом. «Только и всего,— подумал я.— А вдруг хитрый дед тоже решил посмеяться надо мной...»
— Шнур весь разматывай, он будет в меру. Выползков штуки три нанижи и забрасывай,— сказал Щепотка, прервав мое раздумье.
Он молча воткнул в землю на краю обрыва три рогульки, не торопясь достал из корзины ящичек с червями, поставил его в стороне и так же молча начал разматывать шнур, укладывая его кольцами у ног. Порывшись в ящичке, он вытащил длинного червя.
— Червя нанизывай вот так, в несколько проколов. Потом второго так же и третьего. Попадутся мелкие черви — наколи их четыре, пять, не жалей. Сом не любит растянувшегося червя-одиночку, ему их комком подай. Ты когда-нибудь полный мандарин в рот забирал?
— Нет,— ответил я.
— А я люблю так, заберешь, как тиснешь его, у-у-ум!.. Весь рот соком обольется. Так и сом. Он любит забрать в рот ощутимый кусок, чтобы сок во рту был. Забрасывай легонько, вот так,— показывал Щепотка, когда грузило, булькнув, потащило в глубину шнур и натянуло его.— Удилище клади наперевес, чтобы толстый конец чуть перетягивал. Сом насадку будет брать тихо, а как возьмет да потянет, тут хоть в темноте увидишь, как комелек начнет подниматься, и поплавки не нужны... В это время и подсекай. Понял теперь?
-Да.
Я закинул удочки.
Заходящим солнцем золотились уже почти отряхнувшие лист прибрежные ивы. Их молодая поросль, только что сиявшая изумрудом, постепенно темнела... Гасли дали, во мраке тонуло заречное село. Вот и кроны деревьев сбросили позолоту, нахмурились. В глинистый берег, словно шепча что-то, била легкая волна.
И вдруг! Комель одного удилища медленно приподнялся. Я вздрогнул, хотел схватить, но он снова опустился. «Ветром, наверное»,— подумал я и поправил удилище. Но не прошло и нескольких секунд, как комель снова быстро стал подниматься вверх. Я схватил его, подсек и почувствовал, что кто-то тянет из рук, сильно тянет. Невольно отступил подальше от обрыва. Негнущееся удилище выскальзывало из рук. От напряжения звенело в голове. Крепко упершись ногами в землю, начал подтаскивать. Постепенно рывки ослабевали, и шнур метр за метром ложился на берег. И вот снова сильный рывок, взметнулся бурун, и рыба ушла вглубь. От рывка я подался вперед. Послышался голос Щепотки:
— Не торопи, не торопи... Побалует и сама подойдет.
...И наконец рыба на берегу.
— Вот ить как,— добродушно засмеялся гортанным хохотком старик,— обштопал, обштопал деда...
Быстро темнело... Вскоре я услышал всплеск,— это старик тащил соменка. У меня же не клевало. А Щепотка между тем поймал еще двух. Но вот и у меня комель повис в воздухе. Я подсек и без большого труда вытащил прямо на берег небольшого соменка.
Подошел Щепотка, сказал:
— Крепи удочки, пойдем костер разводить.
Потом в котелке клокотала вода, варилась картошка. Мы сидели у костра, и Щепотка рассказывал:
— Я ить первый раз тоже не один пришел к омуту, а со старшим братом Петрухой. Таким же желторотым был, как ты. Пока шли, мне казалось — он меня в рай ведет, так же, как ты, радовался. А когда ночь подошла, страшно стало. Ведь нашего брата как растили? В страхе перед призраками разными. Случись что с кем — объяснение было одно: согрешил перед богом, потому и попутал его нечистый. Старики сказывали, будто в этом омуте водяной живет; как он на глазах у пастуха с берега теленка стащил, как гусей глотал, а рыбака одного опутал его же лесками и утопил... Сейчас хоть сквозь тучи луна присвечивает, а тогда, как начало стемняться, дождь пошел и темень такая притиснула землю — зги не видно. Зябко стало. Я ежился, а братуха говорит: «Дождь хорошо, сом лучше будет брать». Я сидел и больше смотрел не на удочки, а в сторону брата, прислушивался, здесь ли он, не утащил ли его водяной. А когда услышал, что Петруха тащит рыбину, мигом к нему. Из любопытства вроде, а какое там любопытство — страх погнал. А он кричать: «Ты чего сюда пришел? Ворон считать или за рыбой? Марш к удочкам!» Тогда мы действительно не за потехой пришли на рыбалку, а за рыбой. Время царское было, голодное. Пошел я к своим удочкам. Смотрю: нет одной...
Щепотка подправил дрова в костре и продолжал:
— Меня такой страх охватил. Руки и ноги дрожат.. . Я на весь омут как заору. Петруха подбежал, увидел удочку в стороне на воде, скорее ухватил ее да такого сома вытянул! Сколько живу, а крупнее на удочку не вылавливал.
Щепотка рассказывал в эту ночь много, и я с интересом слушал его.
После рыбалки на омуте я уже не ждал приглашения Щепотки, а приходил к нему сам, и мы отправлялись на реку.
... Прошел год, и началась Великая Отечественная война. Она придавила слободку горем и голодом. Рыбалка стала не развлечением, а средством к жизни. Гитлеровцы не запрещали ловить рыбу удочками, но, когда замечали в наших корзинах хороший улов, часть отбирали.
Осенью 1942 года мы с Щепоткой пробрались к омуту. Домой удалось принести хороший улов сомят. «Все наелись!» — сказала моя сестренка Глашка, выходя из-за стола. А тетя Стеша — жена Щепотки — решила часть рыбы отнести на базар, надеясь променять ее на муку или какие другие продукты.
На базаре ее задержал полицай. Стеша сопротивлялась. На шум подошел солдатский патруль, и ее отвели в комендатуру. Там озлобленный солдат ударил тетю Стешу по лицу. Она упала, ударившись головой о каменный пол. Удар оказался сильным. После этого она заболела и вскоре умерла.
Щепотка, схоронив жену, не стал выходить из дому. На мое предложение пойти на рыбалку старик, прикладывая руку к горлу, неизменно отвечал:
— Вот здесь, сынок, она — эта рыба колом встала. Уж больше не тревожь... Я ить теперь только к Стеше хожу. Какой прок, что я живу?..
Однажды я зашел к Щепотке. Он лежал на кровати. Во дворе послышались голоса, громко застучали в дверь.
— Поди открой, сынок. Кого там нелегкая принесла? — мотнул головой на дверь Щепотка.
Я открыл дверь. У входа стоял рыжий гитлеровец, за ним второй — пониже ростом, загорелый, с облупленным, видно обожженным солнцем, носом. Дальше стоял наш сосед, слободской староста. Гитлеровцы вошли, гулко стуча по полу коваными сапогами. Староста робко, сгорбившись, остановился у двери. Рыжий подтолкнул его вперед. Староста, переступая с ноги на ногу, заговорил:
— Дело есть, Илья Спиридоныч... Постигла наших благодетелей беда,— он прищурил один глаз, словно подмигивая им.— Мост взорвали, дороги перерезали им противники, и голодно у них стало, плохо с едой... Рыбки б им...
Щепотка захохотал. Рыжий недовольно посмотрел на Щепотку, перевел взгляд на старосту, сжал в руках висевший на груди автомат.
— Откуда у меня рыба взялась, Сидор Игнатьевич? Последний улов был тот, за который Стешу прибили... После этого я к реке не выходил,— пояснил Щепотка.
— Да нет...— махнул на старика сразу обеими руками староста.
Не за твоей рыбой они пришли. Нужно показать, где в реке рыба есть. Они глушить будут...
— А-а-а...— протянул Щепотка.— Так это дело не хитрое. Рыба везде есть...
— Пробовали они, Спиридоныч. Только мелюзгу убили, а они хотят крупной. «Грос-рыбу» требуют. Ты ведь знаешь, где она есть.
— Когда надо? — спросил Щепотка после некоторого раздумья.
— Сейчас хотят. У них завтра праздник какой-то... Щепотка посмотрел на солдат, на старосту, как-то странно,
чуть улыбаясь, на меня и, уже вставая, сказал:
— Если к празднику нужно, будет им праздник...
Поднявшись, он с большим трудом натянул на ноги дырявые сапоги, молча пошел к выходу. Не торопясь закрыл дверь, навесил замок и, когда мы выходили из калитки, передавая мне ключ, незаметно пожал руку. От этого пожатия у меня что-то шелохнулось в груди, как бы жаром полыхнуло в горле. Я шел позади всех, думал: «Почему Щепотка так легко согласился? Он даже не сослался на болезнь».
На берегу была приготовлена лодка. В ней сидел третий солдат, кругленький, с красным, похожим на редиску лицом. Старика подтолкнули к лодке. Высокий гитлеровец пошел за ним, а тот, что с облупленным носом, сел за весла. Староста услужливо отвязал и оттолкнул лодку от берега. Солдат греб неумело, и ему не сразу удалось подъехать к тому месту, куда указывал Щепотка. Наконец старик показал за борт. Солдат с красным лицом зажег шнур, спустил в воду заряд. Гитлеровцы заторопили гребца. Лодка спустилась вниз по реке.
Дрогнула земля, дернулась гладь реки, взметнулись брызги, взрябили воду мелкие рыбешки — верховушки. Там, где произошел взрыв, поднялся бугорок воды и сейчас же погас. Река притихла. Гребец повел лодку к месту взрыва. Щепотка сидел и молчал, словно окаменелый. На воде появились белые пятна начала всплывать рыба, и гитлеровцы подняли крик, показывая гребцу то в одну, то в другую сторону. Лодка кружилась на месте, не повинуясь гребцу. Вдруг Щепотка что-то крикнул и начал пробираться к гребцу. Подойдя к нему, он покачал головой и показал на свое место. Гребец отдал весла. Щепотка начал грести. Лодка заскользила по воде плавно, послушно. Солдаты подсачивали рыбу, кричали, заливисто смеялись.
— Грос фиш! Грос! — кричал гитлеровец с облупленным носом. С берега мы видели, как недалеко от лодки всплыла, забороздила воду крупная рыба. Это был сом. Щепотка греб, догоняя его. Но когда рыжий солдат собрался подсачить сома, он хлестнул хвостом и скрылся под водой.
По реке теперь плыла только мелочь. Фашисты, переговорив между собой и показав Щепотке что-то руками, начали готовить новый заряд. Щепотка повел лодку к новому месту. К моему удивлению, он греб на мель и на самой косе затабанил веслами, указывая за борт. Солдат спустил в воду заряд, и опять все закричали. Старик, не торопясь, греб против течения. Сизый дымок всплывал за кормой лодки.
— Скорее, скорее, дедушка...— шептал я.
Вдруг Щепотка вскочил с места, выхватил из уключин весла и широким взмахом рук отбросил их в стороны. Гитлеровцев охватила паника. Они, повиснув на бортах, начали грести руками, но лодка не подчинялась им, она неумолимо наплывала на дымок.
Щепотка стоял, и его всегда маленькая фигурка казалась теперь над сгорбленными, повисшими на бортах фашистами непомерно большой, сильной, гордой.
И вот взрыв метнул вверх огромный столб воды и земли. Щепотка на какой-то миг еще более возвысился над придавленными ко дну гитлеровцами. Переворачиваясь, лодка ощетинилась осколками расщепленных досок и распалась на части. Затихая на бегу, в стороны расходились волны. А там, где только что ухнула река, все притихло. Взмученная вода образовала розовый круг, освещаемый вечерним солнцем в венце бело-розовых цветов мелкой рыбешки...
Я долго смотрел на безмолвную реку, до боли сжимая ключ, ощущая последнее пожатие руки старика...
Автор Ф. Морозов
